Дозорные клевали носом, а один — видимо, чтобы не засыпать — все точил и точил кинжал, оглашая пыльные окрестности каким-то сиротливым шарканьем. Амир уже сотворил свой невероятно долгий вечерний намаз и завалился спать неподалеку от дозорных, под теплый бок верблюда. По пути он рассказывал, что во время песчаной бури это может уберечь жизнь, но здесь, рядом с Акрой, по его же словам, песчаная буря путникам не грозила…
Доминик не появлялся с начала вечера, и Анри уже несколько раз порывался навестить его, но все никак не мог собраться. Криво улыбнувшись себе самому, герцог Кондомский вдруг подумал, что едва ли не впервые мыслит о том, чтобы заглянуть к святому отцу исключительно как к святому отцу. На душе было неспокойно, а ведь в такие минуты и ищут утешения в вере, разве не так? Ну, или Доминик мог бы взять в рот по-быстрому, это тоже влило бы свежие силы в уставшего предводителя.
Вдруг в ночной уже тишине раздался торопливый топот, и герцог подхватился, разом выходя из оцепенения. Кто-то бежал, причем, судя по звуку, пару раз еще и шлепнулся по пути…
Анри вышел из палатки и сразу услышал грозный оклик дозорного, а потом и расслабленную речь — видно, ничего страшного все-таки не случилось.
— Ешь, — услышал он добродушный негромкий голос. — И пей, а то кишки слипнутся, икать будешь.
— Как тебя зовут? — неожиданно заинтересовался герцог, узрев, как юнец жадно рвет вяленое мясо зубами.
— Ши’ах, — невнятно выдал мальчишка, а потом, прожевав, уточнил. — Жерар. Я вам не какой-нибудь меднозадый, чтобы Шиахом зваться.
На шум из палатки выглянул и Доминик — и тотчас озабоченно присел рядом с пареньком, подсовывая ему флягу с водой.
— Тебе что, поесть не дали? — сочувственно спросил он.
— Дали, — энергично возразил Жерар. — Только я все время жрать хочу.
Диакон рассмеялся, но потрепал паренька по тощему плечу и сквозь смех произнес:
— Из двух яслей кормится, как теленок ласковый.
— Я не со всеми ласковый, — неожиданно дернулся паренек, едва не подавившись, но продолжил, не дожидаясь, пока спросят. — Странные там разговоры ведутся. У меня тоже все расспрашивали, где я с вами был да с кем разговаривал… Да кто тот, в чалме.
— Узнал что-то конкретное? — насторожился Анри.
— Не-а, — мальчишка махнул зажатой в руке лепешкой. — Они не очень-то при мне разговаривали. Больше жалели. Даже велели у них спать и коня отобрали. Но я все равно прибежал. Я же обещал!
Доминик улыбнулся, но не приблизился, а только одобрительно произнес:
— Настоящий воин Света.
Анри же куда больше встревожился, а возвышенные чувства обошли его стороной. Он нахмурился, а потом напряженно проговорил:
— Жалели? И велели тебе остаться у них?
— Ага, — Жерар жадно отхлебнул воды из фляжки и вытянул ноги. — Хотя вообще-то бежать пришлось далеко. Я-то думал, рядом совсем, а тут… Сначала просто бежал, потом песка в сапоги понабилось, потом о какую-то колючку споткнулся… Ну, а где раз упал, там и два, и три.
Анри перевел взгляд на диакона и даже в темноте увидел в нем отражение своей тревоги. Все эти мелочи складывались в один ряд, и ничего хорошего это не сулило.
Дозорный, что отошел подальше, как будто страховал в темноте предводителя, вдруг дернулся и не очень уверенно произнес:
— Там…
Он не успел сказать ничего больше. Анри и сам вскинул взгляд и увидел огни. Расстояние до них оценить было невозможно, но герцог принял единственно верное решение:
— Жерар, ноги в руки — и в соседний лагерь. Буди, если спят! С факелами ночью на променад не ходят.
Доминик дождался, пока поднятая мальчишкой пыль осядет в воздухе и негромко произнес:
— Ты думаешь, они придут на помощь?
— Вряд ли, — Анри усмехнулся жестко. — Я думаю, что так можно сберечь жизнь этому шалопаю, у которого даже шлема нет. А еще я думаю, что нас уже списали в расход.
Анри чувствовал, что начинает уставать. Если точнее, то после тяжелого дня в седле он и без того не чувствовал в себе сил ни на что, но теперь силы покидали его слишком быстро. А ведь схватка началась совсем недавно…
В воздухе свистели стрелы. Полыхающие наконечники огненными искрами разрезали густую тьму и тухли, втыкаясь в песок. Несколько раз они попали НЕ в песок, и ноздри резал запах паленой плоти.
Противников было не очень много, но у них было заведомо лучшее положение. Они прекрасно знали территорию и им было куда отступать. Анри же поспешно переформировал собственный отряд, но усталым воинам требовался отдых, а не бойня. Первое время герцог отчаянно косился в сторону, но быстро убедился, что был прав — помощи ждать не придется.
И то, что противников было немного, было, скорее, минусом. Если бы навстречу вышла армия неверных, то и войскам крестоносцев ничего бы не осталось, кроме как вступить в бой. Небольшая вылазка значение для войска едва ли имела. Ради нее не будут срочно посылать гонцов; ее можно даже не упоминать во время дружелюбного посольства.
В груди герцога постепенно зрела обида. Он отправлялся в эти земли не для того, чтобы пасть в глупом и никому не нужном бою. Истреблять неверных — дело, конечно, святое, но в таком бою ни славы, ни доблести, ни даже поживы не снискать. Только жизнь сберечь, да и то — как будто взаймы.
Но чем четче горела эта мысль, тем упрямее сражался Анри. Первые враги уже переправились через ров, а не только осыпали горящими стрелами, и арьегард небольшого отряда рванулся по песку к стене. Герцог выкриком осадил своих — если уж драться, то подальше от стен, откуда лучники могут методично продолжать стрелять. После копий пришел черед мечей, и герцог слышал, как зазвенела сталь. Оставаться в стороне он не мог, но сначала нужно было…
Анри отступил, слегка путаясь среди своих наступающих воинов, а потом направил коня наискосок и успел отловить коня Доминика под уздцы, едва не вылетев при этом из седла.
— Куда понесло? — битва к реверансам не располагала. — Держись позади. Тебе еще грехи отпускать, а в бою от тебя мало толку! А где этот сарацин недоделанный?
— Я не сарацин, — раздался неподалеку голос, который даже в такой атмосфере не терял невозмутимости. — Разве я похож на дикого бедуина?
Доминик, однако, повел себя куда более вызывающе, чем обычно. Куда девались мягкость и вдумчивость, покорность воле Божией и смирение? Диакон сверкнул глазами из-под шлема и звонко воскликнул, перекрывая шум битвы:
— Господь наш прогонял торгующих из храма кулаками, а не молитвами!
— Так то кулаками, — буркнул герцог. — Когда соберешься набраться и подраться, я охотно тебя в этом поддержу, особенно если ты превратишь воду в вино. Чем ты вообще драться собрался? Псалтырем или распятьем?
— У меня меч есть, — раздраженно откликнулся Доминик. — Освященный.
— Вот возьми его и обороняйся, — бросил Анри, а потом добавил недовольно. — Но вперед не лезь. У меня нет времени уговаривать тебя, святой отец! Ты здесь под моим командованием. А мое командование приказывает тебе отступить и молиться за спасение душ наших!
И вдруг Анри обрел неожиданного союзника. Пленный мусульманин, доковыляв, наконец, на своем верблюде, веско проговорил:
— Воздаянием за зло является равноценное зло, так учит нас Аллах. Но если кто простит и установит мир, то его награда будет за Всемилостивым и Всемогущим. Не будет мира на земле, если не будет тех, кто способен слышать и слушать. Твое утешение, священник, будет намного важнее для тех, кого ты защищаешь, ибо им ты владеешь лучше.
Доминик опустил голову и поводья. Помолчал, а потом воскликнул уже несколько тише:
— Если ты погибнешь, граф, я спущусь в самое жаркое пекло ада, чтобы только сказать тебе…
Мимо свистнула стрела, и герцог поспешно поднялся в стременах:
— Скажешь, когда вернусь.