Светлана декоративно усмехнулась.
– Вот мы и пришли, – сказа она и открыла одну из дверей в самом начале коридора, куда они свернули, поднявшись по последнему лестничному маршу.
Света нажала на выключатель, и под потолком колокольчиками зазвенели пробуждающиеся лампы, мерцая и отбивая у темноты все больше пространства, пока их звон не ускорился до мерного жужжания. Посередине просторной комнаты стоял большой овальный стол, на котором была накрыта типичная корпоративная поляна для заказных гостей: бутылки с минералкой, пакеты сока, вазоны с фруктами, подносы с канапе и бутербродами и большая миска с салатом. Паня внутренне улыбнулся, увидев в ней «Цезарь» – обычно кладут оливье (что тоже неплохо) какой-нибудь витаминный с морковью и капустой, как в садике, или, не дай Бог, винегрет. Высокие кожаные кресла на колесиках откатили от стола и расставили вдоль стены слева от входа. Там же, только ближе к углу, была простая казенная дверь с перекошенной золотистой ручкой. «Хотя позолота эта, – подумал вполголоса Паня, – больше походит на ржавчину от прикосновений потных, сознающих свою лживость рук». «Скорее всего, – заключил он, – это зал для заседаний».
– Вы извините, сами понимаете – гостей у нас не часто принимают, особенно вашего уровня… – Света смущенно улыбнулась. – Но зато какой вид, – она указала на занимавшее всю противоположную стену окно, за которым виднелся весьма обширный актовый зал со светло-коричневыми, цвета взбаламученной в луже воды, кулисами, красными бархатистыми сидениями, сценой, устланной серым, будто волчья шерсть, ковролином и кафедрой с гербом Москвы на лицевой ее стороне.
– Да здесь прямо VIP-ложе, – восхитился Паня, расчехляя гитару и доставая из кармашков чехла гитарные принадлежности.
– Что ж, располагайтесь, а мне пора, – сказала Света, бегло взглянув в звякнувший телефон, – чтобы пройти в зал, один пролет вниз и дверь прям напротив лестницы; не перепутаете – она большая, с двумя створками, – Света уже было закрыла за собой дверь, но вдруг выглянула из-за нее и добавила тоном хозяина дешевого хостела, предупреждающего о клопах или тараканах, – со смущением перед гостем и тихой злобой к хитинистым нелегалам:
– Да-а, и-и… если вы вдруг услышите или увидите что-то… что-то… ну, в общем, странное, не пугайтесь… Вряд ли, конечно, что случится, но не могла не предупредить, сами понимаете – место такое… – Света вздохнула, – вот. Ну, хорошо вам выступить, до встречи.
– До свидания, большое спасибо за помощь. И Свет… поверьте, я справлюсь. В темной комнате же как-то вырос, – подмигнул Паня.
На это Света только улыбнулась, но как-то скорбно, опустив глаза в пол, а затем ушла.
Только дверь закрылась, Паня услышал голос.
– Значит, все-таки клоун и пидарасов… – разочарованно сказал он.
Паня принял бы его за свой, внутренний, если бы он не донесся из-за спины. Он обернулся и увидел Дениса, сидящего в одном из кожаных кресел у стены.
– Ну… – сказал он, согнувшись и уперев руки в колени, – пойдем, на крышу, проветримся.
Денис рывком встал с кресла, словно уже давно ждал здесь Паню и порядком измаялся, а затем уверенно, не оглядываясь, пошел к двери с перекошенной ручкой.
– Хорошо, меня хоть предупредили… – проворчал Паня и пошел следом.
Дверь вела на лестничную клетку, залитую пыльным светом зарешеченных ламп, с зелеными стенами в волдырях и трещинах и ступеньками из бетона со вкраплением камня. Подняться надо было всего на один марш, дальше была еще одна дверь – железная. Она оказалась открытой, и Паня с Денисом очутились на крыше, откуда виднелись очертания далеких домов, точно тени неведомых исполинов, мерцающие сквозь сумрачную мглу новогодними амулетами, толстые раздвоенные жилы, несущие в город белые тельца, а из города – красные, и зубцы Кремля, напоминавшие хребет какого-то древнего змея, притаившегося в лиловом тумане. Небо, казалось, норовило чем-то разразиться – дождем, снегом или градом – но было истощено до бесплодия. Оно, черное и укутанное, как цыганка, уводящая своих чумазых детей по пыльной дороге, бегло озираясь, несло куда-то вдаль клоки замаранных городским светом облаков.
– Здесь, говорят, самое высокое место во всем городе, крыша мира, – говорил Денис.
– Да? А «Москва-Сити» как же?
– Вид там, конечно, хороший и обзор широкий – но отсюда, говорят, глаз видел аж до Магадана – усмехнулся Денис.
– Однако…
Оба стояли с минуту молча, завороженные городским пейзажем, а затем Денис заговорил вполголоса, словно бы отрезвленный его безотрадностью.
– Тебе, наверно, кажется, что все это тебе только снится, что все вокруг – сплошной морок от плохого кино, под которое ты засыпал.