Мунетани кивнула.
— Давай начнём с тебя. Я ведь так и не спросила, что было с тобой, когда меня забрали.
— Полковник меня пнул пару раз… — голос Акено дрогнул, стоило вспомнить, как больно это было. — Потом чуть не задушил. Очнулась я уже в темнице.
Маширо облегчённо выдохнула и слабо улыбнулась.
Чего это она? Неужто с ней сделали что-то похуже?
— А ты? Ты же обещала…
— Я помню. Просто немного боялась, что тебя могли… не важно, — ответила старпом. — Помнишь, меня приказали отнести на «станцию утешения»?
Акено кивнула.
— Помню. Сержант Кавада упоминал, что таких настроили много, но не сказал, что это такое. Но когда говорил… он был очень расстроен и немного зол.
— Его можно понять. Сама не могла поверить, — Маширо посмотрела в серое небо. — Хорошо, тогда я расскажу. «Станция утешения» — это бордель для солдат.
— Бордель? — переспросила Мисаки, пытаясь вспомнить, где она слышала это слово. — Бордель, бордель… Ты хочешь сказать, что…
— Да! — нетерпеливо воскликнула Мунетани. — Именно это! Туда сгоняют женщин с захваченных земель, и солдаты за деньги их насилуют. В бараке, где они отдыхают между сменами, хуже, чем в темнице. Я видела одну, которая… она… — Маширо сглотнула. — Она покончила с собой. И мне посоветовали при возможности сделать так же. А потом меня повели с новой сменой туда, на «станцию утешения»…
Акено смотрела на подругу расширившимися от ужаса глазами. Её начало трясти.
— Широ… Неужели они тебя… — на глаза навернулись слёзы. — Прости меня, Широ! Надо было сразу что-нибудь соврать полковнику!
Она бросилась к Маширо, желая обнять, утешить, успокоить, извиниться, пообещать, что всё будет хорошо и этот кошмар не повторится — всё сразу. Но благородная попытка помочь встретила неожиданный отпор.
— Не надо меня тискать! — запротестовала Мунетани, героически удерживая командира на расстоянии вытянутой руки. — Меня спас сержант Кавада, всё в порядке! Никто меня не тронул!
— Точно? — Акено отступила на шаг, вытирая слёзы. — Спасибо ему. Ты точно не пострадала?
— Да точно! — Маширо на всякий случай отошла от неё на шаг. — Правда, пришлось порезать руку и немного запачкаться кровью, чтобы выглядело, будто я пыталась на него напасть и он меня зарезал. Потом сержант отнёс меня к темнице и немного рассказал о том, что происходит. А когда напали американцы, он убил часовых и открыл дверь. Дальше ты знаешь. Но…
Она вмиг помрачнела и склонила голову.
— Широ, случилось что-то ещё? — мягко спросила Акено, осторожно подходя ближе. Маширо, на её счастье, не заметила этого.
— Да. В одну смену со мной попала девочка. На вид ей было одиннадцать… — Мунетани прислонилась к башне и медленно сползла на палубу. — Она, кажется, даже не понимала, что происходит. Но меня-то спасли, а её…
Не выдержав, она начала реветь. Сердце Акено пропустило удар, давая время осознать услышанное. А потом она опустилась на колени и мягко, осторожно обняла Маширо.
— С ней всё будет хорошо, Широ. Ей обязательно помогут.
— Кто? Американцы? — зло спросила старпом сквозь слёзы. — Ты сама себе веришь?! Думаешь, они в этом мире такие же, как в нашем? А если нет? А если они такие же, как здешние японцы? А если её убило бомбами? Да и если она жива, то после того, что там творится… Она же младше нас, командир…
Она ещё долго ревела, уткнувшись лицом в плечо Акено. Командир молча гладила её по голове, вытирая бегущие слёзы — больше себе, нежели ей. Хотелось разреветься следом, но нельзя было: либо командиру, либо старпому надо хоть немного себя контролировать.
Успею ещё выплакаться. Сначала надо поддержать Широ.
— Всё будет хорошо, Широ. Мы должны надеяться, — тихо сказала Акено. — Если не надеяться, то какой толк что-то делать? Мы можем помочь только себе, так что будем верить, что всё обошлось.
Она сама не верила своим словам, но не хотела подавать и вида. Важнее всего было помочь Маширо прийти в себя, поддержать, убедить, что мир за бортом «Хареказэ» не абсолютно ужасен, и даже если на него нельзя повлиять, то можно найти дорогу домой и вернуться. Главное — не поддаваться отчаянию.
— Да… спасибо. Я постараюсь. Просто та девочка мне снится в кошмарах, а я даже её лица не помню. Мне самой тогда было страшно, — проговорила Мунетани, глотая слёзы и понемногу успокаиваясь. — Я как-то забыла, что мы все в одной лодке и всем сейчас страшно. Надо было раньше всё тебе рассказать. Я знаю, ты нас вытащишь. Как всегда вытаскивала.
— Вытащу, обязательно вытащу, — пообещала Акено. — Только держись. Всё будет хорошо.