— Выражайся яснее. Начни с оружия.
— Орудия немецкие. Калибр сто пятнадцать миллиметров. Ничего особенного, кроме одного момента. Они автоматизированы.
Полковник нахмурился
— Ты пытаешься удивить меня автоматом заряжания? То, я что выбиваю информацию из диверсантов, не значит, что я не разбираюсь в кораблях.
— Господин полковник, вы неправильно поняли. Орудия полностью автоматические. Им даже не нужна обслуга — наведение, стрельба и заряжание происходят без участия человека, всё управляется с дальномерного поста. Иными словами, у офицера-артиллериста в подчинении должно быть не больше трёх человек. Ни у нас, ни у немцев нет ничего и близко похожего.
— Вот оно как… — начальное удивление от столь маленького экипажа начало улетучиваться, сменяясь удивлением от уровня самой техники. — Что насчёт средств связи?
— Тут всё ещё интереснее. Я впервые вижу такую радиостанцию — не встречал такого ни у нас, ни у немцев, ни среди трофеев. РЛС и сонар тоже незнакомой системы, очень отдалённо похожи на то, что есть у нас, но куда мощнее наших. Часть оборудования… я даже не представляю, как оно работает и для чего предназначено. Всё на японском, но если не расколем экипаж, то будем долго разбираться. Я даже не уверен, сможем ли мы создать такое же оборудование — это совершенно новый технический уровень!
Китано кивнул невидимому собеседнику. Теперь он был абсолютно уверен: надо задать очень много вопросов экипажу этого «Хареказэ». И в приоритете была девчонка, что называла себя командиром. Её следовало расколоть в первую очередь любыми средствами. Впрочем, первые зёрна уже легли в благодатную почву, остальное — дело техники и правильно подобранной стратегии. Но всё же он был впечатлён. Корабль, которым могут эффективно управлять и вести бой три десятка человек вместо двух с половиной сотен — это невероятно ценная, даже фантастическая находка. И если кто-то смог создать подобный корабль, следовало его изучить так быстро, как это только возможно, и либо повторить, либо найти слабые места.
— Успеем. Завтра к вечеру прибудет эскорт, так что разберитесь с управлением этой посудиной — её надо будет отконвоировать в более надёжное место, — произнёс он. — Что ещё?
— Управление почти не отличается от «Кагеро», так что держаться в составе формации сможем. И да, есть ещё один момент. Обитаемость. Господин полковник, вы когда-нибудь были на «Ямато»? Знаете, почему его называют «отелем»?
— Был, знаю. Ближе к делу.
— Так вот, по сравнению с этим эсминцем «Ямато» и близко не стоял. Тут есть полноценный камбуз с холодильной камерой и кладовкой, кают-компания, душ с ванной, которая обогревается за счёт ГЭУ, кают-компания и комната для брифингов. Для экипажа предусмотрены двухместные каюты, плюс одноместная для командира. Хватит на тридцать два человека.
— Вот как. На диверсантах они не экономят. Продолжайте изучение. Завтра жду рапорт. Конец связи.
Повесив трубку, полковник снял с подставки ножны с мечом и полюбовался красивой в своей строгости оправой. Он не был любителем кричащей роскоши, хватало и того, что в уставной оправе кай-гунто скрывался прекрасный фамильный клинок. Отличное оружие как для ближнего боя, так и для казни.
Нехотя поднявшись со стула, Китано повесил меч на пояс и достал из ящика стола кобуру с пистолетом. У него ещё были дела, помимо пленных и их корабля. Впрочем, полковник никуда не спешил. Спешка — не то, что нужно, когда ломаешь врага и добываешь из него информацию. Сначала нужно продемонстрировать, что его ждёт, и дать «помариноваться». Ожидание пытки работает ничуть не хуже, чем сама пытка. А когда пленница расскажет остальным, что с ней сделали на «станции утешения», сломать экипаж будет проще простого.
Правая рука, давно потерявшая в бою фалангу безымянного пальца, вновь сняла с телефона трубку.
— Подготовьте мою машину. И передайте на «станцию утешения», что пополнение должно отправиться на работу в ближайшую смену.
Маширо очнулась в бараке, отличавшемся от места, куда посадили её с половиной команды, даже в худшую сторону. В затхлом воздухе витал запах немытых тел и подгнившего дерева, из которого и состояла эта, с позволения сказать, постройка. Сев, она осмотрелась, пытаясь понять, что это за место и кого ещё сюда занесло.
Вокруг были женщины, девушки, девочки — ни одного человека мужского пола. Большинство из них были куда старше неё, но было несколько девочек помладше. И у всех на лицах была одинаковая обречённость, которая пугала куда больше, чем синяки, ссадины и царапины. Маширо подумала, что почти все тут выглядели куда хуже неё, но что-то подсказывало, что это ненадолго.
Посмотрев в другую сторону, она наткнулась на женщину. Та лежала на спине, глядя в потолок остекленевшими глазами, без единого движения. Мунетани хотела было её потормошить и спросить, нужна ли помощь, но, коснувшись, не почувствовала тепла. Женщина была не теплее пола под ней, и это могло означать лишь одно.
Маширо завизжала от ужаса и начала торопливо отползать, натыкаясь на людей. Остальные расступались, не мешая и не протестуя против таких передвижений. Забившись в угол, старпом прижала колени к груди и обняла их. Она не могла сказать, что было страшнее: мёртвое тело посреди барака или взгляды, которые на него бросали живые: сочувственные, но при этом завистливые. И боль в отбитых полковником рёбрах делала только хуже, напоминая о собственной уязвимости… и смертности.
Рядом присела женщина и что-то сказала. Маширо через силу подняла на неё взгляд.
— Я вас не понимаю…
— Ты… нормально? — неуверенно спросила собеседница. Мунетани так же неуверенно кивнула.
— Да. Вы говорите по-японски?
— Понимать немного. Жалеть об этом, — она обвела рукой барак. — «Общежитие». Тут спать. Потом работать.
Познания незнакомки оставляли желать лучшего. Но тот, кто назвал это место общежитием, обладал отвратительным чувством юмора.
— Работать? Что за работа? — спросила Маширо.
— «Станция утешения». Утешать солдат.
— В каком смысле «утешать»? Я не понимаю.
Собеседница нахмурилась, явно вспоминая нужное слово. Судя по всему, вспомнить не удалось, потому что она сложила пальцы левой руки в кольцо и просунула в него указательный палец правой.
— Утешать, — повторила она.
Понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она имела в виду. Маширо побледнела и судорожно сглотнула.
— Мы будем… делать это с солдатами?
Женщина кивнула.
— Надо стараться, можно просить опиум. Если солдату нравиться, он дать немного, — добавила она. — Прятать. Набрать побольше. Тогда уйти как она.
Палец, явно когда-то сломанный и неровно сросшийся, указал на труп. Мунетани позеленела и прикрыла рот руками, изо всех сил сдерживая рвотные позывы. Недавний страх сменился абсолютным ужасом. Если ей прямо с ходу советовали умереть от передоза опиумом, страшно было даже думать о том, что с ней будут делать солдаты на «станции утешения». Судя по тому, как не так давно они поддерживали офицера, рубившего головы, нравы здесь были хуже некуда.
— Если очень-очень плохо, я потом поделиться опиум. У меня есть, — женщина по-доброму улыбнулась и осторожно погладила Маширо по голове. — Для себя собирать, но с тобой поделиться. Жалко.
От этого стало совсем уж не по себе, и старпом уткнулась лицом в колени. Не хотелось верить, что всё происходит по-настоящему с ней, с Маширо Мунетани. Хотелось надеяться, что это всё большой розыгрыш, и потом она выйдет из барака под аплодисменты экипажа и тех самых пленных, которым офицер рубил головы. Но разум холодно отвергал этот вариант. Всё происходило на самом деле.