Работа выдалась сложнее, нежели виделась на первый взгляд. Магия повредила структуру ткани, даже частично изменила состав крови, но я сумела, покойный мэтр Дорн бы гордился.
При воспоминании о строгом, скупом на похвалы учителе расплакалась.
В руки ткнулся носовой платок.
Спасибо, герцог не стал задавать вопросов, просто терпеливо ждал, пока приведу чувства в порядок. Разглядывал запястье и молчал.
В той же тишине мы прошли в портальную комнату. Родриго попросил подождать на пороге и достал пирамидку связи. Столп света явил Филиппа. Он выглядел странно, непривычно: скромная одежда, щетина, полное отсутствие украшений, ни запонок, ни булавок для галстука. Последний тоже отсутствовал.
– Ну и видок! – вместо приветствия отчитал Родриго. – Ты так явишься к матери и невесте? Смотри, Филипп, я-то могу завести другого сына, а вот ты нового отца не получишь. Где тебя носит?
– Вызвали в Замок магов. Экипировку получал. Сам знаешь, – кривая улыбка исказила лицо, – в Умерру в пиджаке не ездят.
– Не оправдание, – отрезал герцог. – Пять минут, Филипп, и чтобы был тут!
Изображение брюнета исчезло.
Родриго стоял и хмурился, затем, спохватившись, извинился передо мной за сына и предложил сесть. Минутой позднее прозвучала запоздалая благодарность за запястье.
Филипп явился в назначенный срок.
Линии на полу полыхнули. Яркая вспышка, и вот уже в комнате стоял брюнет, наскоро причесанный, выбритый и одетый в парадный костюм. Бедняга на ходу застегивал манжеты. Герцог зыркнул на него исподлобья, и Филипп покаянно опустил голову. Значит, боялся отца.
– Воспитание, сын, – холодно напомнил Родриго. – Не заставляй сожалеть о принятом решении.
– Я очень признателен тебе, – Филипп поклонился, прижав руку к сердцу. – А матушка, она?..
Он не договорил, но в голосе сквозила надежда.
– Нет, – обрубил ее на корню герцог. – Благодари леди Эрассу за то, что дышишь, а я говорю с тобой.
Слова прозвучали ударом бича, словно Родриго говорил не с сыном, а с вассалом. Выглядел он соответствующе: отгородился от Филиппа невидимой стеной, замкнулся в себе. Жутко! Как можно так с собственным ребенком?! Не верю, что герцог не догадывался об одержимости сына. Те же глаза разного цвета, их не спрячешь. Родриго умен, а дети не умеют притворяться, Филипп бы обязательно выдал необычные способности.
Остановила себя. Дария, а что ты, собственно, знаешь о детстве жениха? Ты уверена, что отец обращал на него внимание? Герцог весь в политике, ему не до сына. Учителя, школа или пансион, обязательная служба в Мире воды – и никакой любви. Геральт тоже не питал никаких чувств к Норжину, наследник и только. Он рос волчонком и боялся отца. У Филиппа страх сохранился до сих пор, хотя брюнету за тридцать. А ты говоришь о любви, заботе! Открой глаза и пойми, от маркиза Соурена всю жизнь требовали не посрамить родового имени. Справляешься – молодец, нет, мать наденет траур.
С другой стороны, вроде, Родриго что-то испытывал к сыну. Подошел же после суда, не отрекся и сейчас думал о будущем. Пусть в ключе судьбы рода, но думал. Валерия, та старательно делала вид, что сына нет, а за столом сидит незнакомец.
Кадык Филиппа дернулся, кулаки сжались в бессильной злобе, но он не посмел даже косо взглянуть на отца. Брюнет быстро взял себя в руки и рассыпался передо мной в комплиментах. Следуя правилам, он опустился на колени и расцеловал руки. Я уже не вздрагивала, не возражала, знала, так положено. Мы с Элланом много репетировали, лорд научил высокомерно не замечать выражения симпатии. Женщины здесь стоят на полступени выше мужчин и вертят ими, как хотят. Разумеется, речь о равных. Попробуй я, к примеру, потребовать от Родриго Соурена встать на колени! Формально повод имелся, только вот мы стоим на разных концах социальной лестницы. И то герцог предупредителен, по той же причине: я женщина благородного происхождения, веоска. Милостью короля новой родиной стало королевство темных. Столько всего разом переменилось в жизни! К лучшему, разумеется. Сначала пленница, затем наложница – сомнительная защита от произвола окружающих. Леди звучит гордо, леди – гарантированная защита короны.
Милостиво приняла излияния чужой нежности. Понимаю, они не от души, но слишком много захотела!
Краем глаза заметила одобрительный кивок Родриго. Он предназначался не мне – сыну.
Филипп чуть ли не насильно всучил очередной подарок: ожерелье. Брюнет эффектным жестом выудил его из воздуха. Значит, отдал духу-слуге, когда пришел.