— Вот-вот, за город. Вы в самую точку попали. Так и я рассуждал. Думаю: «Женщина красивая, умная, хваткая. Погуляем пару раз за городом, подышим воздухом, а там и стану я с ней спать. И чем раньше, тем лучше», — он замолчал.
— Ну? — вырвалось у меня.
— Что «ну»?
— Спать, говорю, чего со мной не стали?
— А понял, что вам это ни на хрен не впало, — просто ответил он. — В молодости у меня баб было — кучами. Никаких проблем!
— А сейчас? — поддержала я разговор.
— И сейчас не жалуюсь, — хмыкнул он. — Умнее только стал, размениваться неохота.
Как человека я любила его необыкновенно, с ним мне было хорошо и легко, но я не предпринимала попыток сблизиться еще больше, сделать нашу дружбу теснее. Потому что он был мужчиной. И как всякий мужчина, не прощал людям их слабостей, а особенно женщинам. Тем более что я понимала — женщин он вообще не воспринимает всерьез. Нет, он мне нужен был в качестве друга, и ни в каком другом. И я сказала:
— Нашли когда говорить о пустом. Впрочем, вы — приятный и привлекательный мужичина. Клянусь, я завидую вашим женщинам.
— Так за чем же дело стало?
— Не хочу терять вас.
— То есть? — он проявлял удивительное непонимание человеческой души. Или женской? Или моей?
— То есть, я дорожу нашей дружбой и не хочу ее портить.
— Чем дорожите? Я без Гаврика — никто.
— Неправда. Гаврик без вас тоже был бы другим человеком. И я была бы другой. Вы — исполнитель, истинно так. Но не простой исполнитель, а… — я снова подбирала слова: — побуждающий, сообщающий импульс. И потом… ваша экспрессия! Вы, как нейтрино, не существуете в состоянии покоя. Возле вас заряжаешься, напитываешься энергией. Вот!
— Вы же говорите, что я несу всякую чушь, — съехидничал он.
— Да, несете. Но зато как убежденно вы это делаете! Ваша, как вы выразились, чушь служит отличным материалом для принятия правильных решений, которые легче и быстрее приходят к тем, кто слушает вас… — подумав, я добавила: — И к вам в том числе.
— Не все-е воспринимают мои слова как чушь, — протянул он с ноткой обиды на меня. — Умная очень! А я, между прочим, недурно решаю вопросы и многих умею убедить.
— Конечно. Просто мы с вами разные, и еще неизвестно, кто кому нужнее. Мне, как и вашему Гаврику, интересен сам процесс преодоления. Я люблю рваться вперед, за что получаю пинки под зад, мне противен быт, меня тошнит от его неизбежности. С какой миссией я послана в мир? Или Гаврик? У каждого своя миссия и каждому ее надо исполнить. Вот если вы считаете, что такие люди, как я и Гаврик, — катализаторы процессов, катализаторы жизни, то нам больше, чем другим, нельзя расслабляться, заниматься мелочами, блудить, мараться до мерзости. Нельзя!
— Высо-окую планку берете, — будто с завистью произнес он, а потом добавил с невольным предвкушением: — Смотрите, падать будет больно.
Мы подъехали к моему дому. Когда я уже подошла к подъезду, он меня окликнул:
— Минуточку, моя роскошь!
Я возвратилась, подумав, что забыла что-то в машине.
— Относительно… вашей докуки. Завтра я привезу вам письмо, что вы нам ничего не должны, никаких финансовых или иных претензий у нас к вам нет.
— Так их и нет. Зачем мне такое письмо?
— Затем, что Гаврик закроет ваши позиции перед этими… — он сдержал крепкое словцо, — бартером. Бартер вашим киевлянам уйдет завтра, а наше письмо будет датировано двумя неделями позже.
— Я ничего не понимаю, — растерялась я.
— Хи-хи! А вам и не надо ничего понимать, — посерьезнел он. — Делайте то, что говорят.
— Так пока что, вроде бы, мне и делать-то нечего, — снова удивилась я.
— Приготовьте мне на завтра отгрузочные реквизиты тех, кому вы должны проплатить в счет покрытия упущенной прибыли, укажите сумму. Чуть позже дадите этим засранцам телеграмму, что вы рассчитались с ними бартером через нашу фирму. Возьмите копию телеграммы, а копию наших отгрузочных документов я вам привезу, отошлете им.
— Ничего не понимаю.
— Надо спешить! Таможня вот-вот закроет на замок перемещение грузов. Не понима-аю, — протянул он в привычной манере. — Умная очень. «Интересно преодолевать…» — передразнил он меня и упрекнул: — Философствуете все, а как работать, так — Виленчик.
Дверь автомобиля хлопнула, и он укатил.
Через неделю все было улажено, и хотя из телефонной трубки звучали заряженные раздражением и паникой вопросы моих разозленных кредиторов:
— Зачем нам ваш груз? Нам деньги, деньги нужны, понимаете?!
Я уже спокойно на них отвечала:
— Не орите, Сергей Федорович. Основной долг я вам вернула деньгами. А то, что вы сейчас получили, считайте подарком судьбы, хотя вы его и не заслужили.
— Вы год крутили нашими деньгами! Как это не заслужили?
— Не я крутила, а банк, а ограбили вы меня. Это первое. Второе: это все, что при нынешних обстоятельствах возможно сделать, иначе вы вообще ничего не получите. Уверяю вас, многие, очень многие украинские партнеры никогда не смогут возвратить не только упущенную прибыль, но даже основные капиталы, потерянные Россией. Пострадавшие люди будут завидовать вам. Вы кипятитесь от непонимания ситуации.
— По вашей милости мы оказались в трудном положении, я жалею, что связался с вами.
— Не я тому виной, как вы понимаете, страна распалась не по моей прихоти. Не ссорьтесь со мной. Это простительно, когда находишься рядом и можешь легко восстановить мир, а нас разделяют тысячи километров. Как мириться потом? А работать еще придется.
Я подождала, пока на другом конце провода соберутся с мыслями.
— До свидания, — долетел до меня его стишенный голос.
— Успехов! — тепло попрощалась я.
Послесловие
Давно это было.
Она часто вспоминала прошлые злоключения, когда смотрела в окно своего кабинета. Жаль, что предшественник здесь все переиначил, ничего не оставив от Ивана Ильича. Точно также она поступила и с ним, поэтому теперь эта комната имеет вполне современный вид.
Ивана Ильича не стало еще до ее возвращения сюда. Да-да, как она и пророчила, он умер на рыбалке, сидя с удочкой на одиноком берегу. Жаль, она узнала об этом с опозданием.
Алла больше не платит ей за квартиру, наоборот, — Екатерина Алексеевна доплачивает ей за ведение хозяйства.
Виктор Михайлович Гаврик процветает на бизнесе сотовой связи, вулканический Вилен Борисович — по-прежнему при нем.
Обостренная болезнью интуиция Екатерины Алексеевны, проблемы со зрением, головокружения чуть не сделали ее суеверной. Но… ее глаза, как оказалось, вовсе ни при чем, они были лишь свидетелями ряда страшных совпадений.
Из беды нас выручают люди.
…Вспоминая, Екатерина Алексеевна выверяла себя, вызнавала, вся ли вернулась сюда, в прежний мир. Интересно было посоревноваться с новым знанием, угадать, что будет за следующим поворотом, что случится после того, как произойдет то-то и то-то. Ее охватывал восторг, когда она убеждалась, что после черемуховых холодов розовой кисеей нависали цветущие яблони и приглушенным желто-лимонным цветом, как бы тушуясь перед солнцем, окутывались груши.
Вот тогда и приходило настоящее тепло и уже не покидало людей. Где-то, приближая июнь, зрели к цветению степные маслины и акации. Неуемных соловьев ночью сменяли сошедшие с ума лягушки. А того, кто бежал от них, от их сырых и душных водоемов, настигал хор кузнечиков, сухие и ломкие голоса которых, впрочем, все равно не щадили людские сердца, вливая туда расплавленную, разогретую усладу бытия.