Шагов и голосов почти не слышно. Надо подниматься. А то доверенные устанут ожидать. Они-то на улице. Сейчас с ними все и обсудим.
Как только Никаноров вышел из здания, к нему подошли Зарубин, Яктагузов, Исаков и Осипов — его доверенные. И они все вместе направились к заводу, чтобы после оперативки еще раз обсудить план своих действий. Поговорить и поразмышлять было о чем.
«Вообще, еще не поздно, если я сниму свою кандидатуру. Об этом говорить никому пока не буду. Надо все подготовить. Узнать, что к чему. А сейчас, думал Никаноров после оперативки, быстрей бы домой. Так я, пожалуй, и сделаю. Сказав своим доверенным, что встретится с ними завтра, Никаноров было направился к двери, но в это время зазвонил телефон. Это тройка. Интересно, кто же в такое позднее время?
— Слушаю.
— Добрый вечер, Тимофей Александрович.
Представляться не требовалось — по голосу Никаноров сразу узнал: Каранатов.
— Вы что-то поздно звоните, Михаил Михайлович!
— А вы думаете, только у вас работа? Только вы сидите допоздна?
— Нет, почему же, — поняв, что не в ту сторону попал, стал исправляться Никаноров. — В райкоме, думаю, дел немало. Целый район все-таки. Я слушаю.
— У меня сегодня был Кудрин. Все рассказал. Дело у него идет, считаю, нормально. Поэтому, мне кажется, пора поднять его на ступеньку повыше.
— Как на ступеньку?
— Заместителем начальника цеха.
— Это невозможно.
— Почему?
— Для него еще рановато.
— Для справедливости самое время.
— Я так не думаю.
— Вы это серьезно?
— Да, Михаил Михайлович, шутить мне с вами по рангу не положено.
— Значит, не хотите восстановить справедливость?
— Пока рановато.
— Ну, смотрите, Тимофей Александрович, как бы не оказалось поздно. Нынче время у нас горячее.
Каранатов первым положил трубку. Быстро убрав документы в стол, поехал домой. Дорогой он сказал своему шоферу, что наступила пора поставить Широкина в известность о том, как Никаноров посещает его одинокую, красивую соседку… «Широкин, — думал Каранатов, — сумеет извлечь из этого необходимое. У него хорошо с пуговицей получается. А тут — такой факт. Получится тем более. А потом приглашу Никанорова на беседу. Еще раз предложу про Кудрина. Откажется или не откажется — бюро поставит все точки».
Глава XXII
Никаноров сидел и думал, как пройдет отправка агробригады — трактористов, комбайнеров и шоферов, — подготовленной для подшефного района. Вроде, совсем недавно сидели и говорили с Иваном Перьевым, зампредом завкома. Отбирали людей из цехов и отделов. Искали преподавателей. Потом сельскохозяйственную технику приобрели. И на этой технике, в естественных условиях — в своем подсобном хозяйстве — учили. Теперь все позади. Готова вторая бригада. Скоро уже должен начаться митинг. Перьев, наверное, волнуется: до начала осталось каких-то десять минут. За это время, возможно, подъедет председатель облисполкома — обещал.
Позвонил Вадим, сказал, что сегодня придет домой поздно. Надо, пожалуй, поговорить с ним о перестройке, о гласности. Вон сколько всего пишут в газетах. Да такого — волосы дыбом! Вадим, чтобы быть в курсе самого-самого, завёл специальную папку, куда аккуратно складывает наиболее обличительные и пользующиеся популярностью статьи. Он здорово изменился. Особенно после смерти брата. Трудный возраст — мужает. И время на этот период пришлось не простое. Каждый день узнаем что-то новое. Теперь все события, которые происходят в жизни города, так или иначе касаются его, воспринимает очень серьезно. Взять хотя бы вчерашний день. На центральной улице города собирал подписи граждан против строительства и пуска атомной станции. Рядом с театральным кафе собрались студенты, энтузиасты всех возрастов. Расставили столы. За каждым несколько человек. Среди них и Вадим. Над столами — наспех написанные плакаты: «Наш город — это тридцать Чернобылей!», «Нет атомной станции!», «Не хотим жить в постоянном страхе!», «Если ты патриот города — поставь свою подпись!», «Затраты можно восполнить, наши жизни — никогда!».
К столам подходили люди, торопливо расписывались и уходили, вслух рассуждая: «Неужели поможет?», «А те, кто собирает подписи, — смельчаки! Лет несколько назад за это вмиг бы упрятали в каталажку».
К вечеру, когда с главной улицы города схлынул основной поток людей, — административные органы, как и прежде, попросили организаторов сбора подписей разойтись и унести столы. Вадим воспротивился — его забрали. Когда сажали в машину, он выкрикнул: