Никаноров, вспомнив, как уговаривал Бурапова и Полянина, захотел было закрыть совещание, но что-то его сдержало, и в первую очередь то, что на нем оба появились раньше срока. Подчеркнуто вежливо поздоровались и сели рядом. Это, подсказывала ему интуиция, наверное, секретарь райкома Учаев им всыпал, как следует. Вернее, Бурапову, а тот сам вышел на Полянина. Пожалуй, Василий Николаевич посоветовал Бурапову даже выступить. Не иначе. Поэтому Бурапов, почти не отрывая головы от стола, очень быстро что-то писал. «Хорошо, — подумал Никаноров, — что встретил тогда первого…»
Заметив небольшое замешательство директора завода, Полянин, как председательствующий, резко встал, одернул за полы костюм, распрямил плечи и, посмотрев на Бурапова, с которым во время выступления директора договорились, что итог подведет секретарь парткома, предоставил ему слово.
— Товарищи, — начал Бурапов и снял очки, положил их на трибуну возле стакана с водой. — То, что мы увидели в сатирическом киножурнале и услышали от директора, даже не верится, что это про наш завод. Вопрос настолько серьезен, что мы вынуждены провести общезаводское партийное собрание. Поговорить, пусть еще раз, есть о чем. Меня поражает не то, что у нас есть случаи, подобные тем, с которыми мы познакомились сегодня. Другое не укладывается в голове: ведь рядом со всеми этими нарушителями дисциплины были и коммунисты. Спрашивается, куда они смотрели? На парткоме мы заслушаем все партийные организации цехов, которые подверглись рейдовой проверке и в которых допущено и процветает столько неразберихи в производстве. В ней повинны многие. И, как отметил в своем выступлении директор, в первую очередь — мастера. Тимофей Александрович грамотно и детально показал роль мастера. А ведь они в большинстве своем коммунисты. И мне было горько и стыдно слушать слова директора о том, что они не знают обстановки на своих участках. В плане работы парткома предусмотрим на следующий же месяц заслушать мастеров из двух цехов. О роли их в воспитании коллектива. Думаю, после сегодняшнего совещания необходимо ускорить рассмотрение этого вопроса. И мы это сделаем.
Бурапов надел очки, сделал несколько глотков воды и, подняв в руке одну из записок, поступивших в президиум, продолжил:
— Вот, в президиум поступила записка. Читаю дословно: «Может, не следует так круто с начальниками цехов. Страшно ходить на совещания». Подписи нет. Хотя и аноним, но отвечу: правильно поступил директор. Триста станков простаивали — это же целый цех! А других безобразий сколько!
В заключение скажу, товарищи, сегодняшнее совещание несколько необычное. Мне оно понравилось. И я прошу всех коммунистов рассказать о том, что они здесь увидели и услышали.
С совещания люди расходились, оживленно обсуждая увиденное и услышанное. И даже Фанфаронов, Кудрин и Северков, обычно осуждающие чуть ли не каждое начинание директора, выйдя на площадь перед Дворцом культуры, улыбаясь, шутили, хотя каждому из них было не до этого.
— А «Фитилек»-то ничего зафитилил, — небрежно бросил Северков.
— Да, — согласился Кудрин. — В следующий раз, если он будет, можно всего ожидать.
— Что имеешь в виду? — будто не понимая, на что намек, спросил Северков.
— Не прикидывайся дурачком! — шумел Фанфаронов. — Придешь начальником — уйдешь простым рабочим. Я Никанорова знаю. Слов на ветер не бросает. Опять что-то затеял. С меня потребовал список итээр корпуса, цехов. Сердцем чую: неспроста это. Может, пора заявление подавать?
— Ну, тебе, наверное, нечего бояться, — успокаивал Кудрин. — Хотя от Никанорова всего ожидать можно. А если он очередную структурную реорганизацию готовит? Что и говорить, ума ему не занимать. Говорят, он докторскую заканчивает.
— Вряд ли. Особенно теперь. — Фанфаронов бросил окурок в урну и добавил: — Ему теперь не до нее.
Они были близки к истине: Никаноров многое сделал на пути к докторской, но, понимая, что сейчас главное другое, отложил работу над ней до лучших времен.
Глава VIII
Никаноров, закончив обход некоторых цехов завода, что стало его неотъемлемым правилом, сидел в кабинете усталый и опечаленный увиденным. В корпусе холодной высадки, куда он заглянул после воскресенья, прямо на участок, где работал член партбюро Евгений Осипов, чтобы самому убедиться в правоте слов рабочего, — его поразила жуткая картина: семь автоматических линий, словно после крупной аварии, застыли в унылом бездействии. Около каждой в беспорядке валялась металлическая тара — круглые ящики для готовой продукции, инструмент, тряпки, наладочные отходы и годные детали, небрежно рассыпанные по залитому маслом полу.