Оанча ощутил тепло зажатого в ладони ключа, и мысли его улеглись, потекли, разматывая клубок недавних событий.
И вот опять золотистая, волнующая, трогательная Лия… Такой она была в ночь, которую они провели вместе. Нелепо, абсурдно. Только случай своими неведомыми путями свел их на мгновение. Они прожили его словно в опьянении.
Зимой Оанча и еще два офицера ехали по делам в Бухарест. В поезде они встретились с Лией Павелаке. Лия ехала сдавать экзамены. Она училась заочно в университете на филологическом факультете. Поезд опаздывал из-за сильных заносов. В Бухарест прибыли ночью. На улицах — ни души. Вьюга наметала сугробы, обволакивала снежной пылью дома.
Они отыскали такси. Одна, вторая гостиница — нет мест. Наконец, уже где-то на окраине, в маленькой старинной гостинице, им предложили три номера в мансарде. Лия заняла угловую комнату, офицеры поселились вместе, а Владимир отправился в номер в глубине коридора.
Было уже далеко за полночь, когда к нему вдруг постучали. За дверью стояла Лия, посиневшая от холода, кутаясь в наброшенное на плечи одеяло. Оказалось, что батарея отопления в ее комнате не работает. Дежурную она не нашла. Что же делать? А вьюга так старается, что снег добирается даже до кровати.
Оанча быстро накинул френч, намереваясь отправиться в ее комнату, но Лия горячо запротестовала: «Там просто Северный полюс! Вы простудитесь, заболеете».
Он и теперь уверен, что Лия пришла к нему не специально, не с каким-то женским расчетом. Она вся дрожала, как озябший воробышек. Он подтолкнул ее к кровати, накинул одеяло, а поверх еще свою шинель, дал хлебнуть коньяку. Долго гладил по голове, как больного ребенка. Озноб прошел, глаза у нее засветились. Молодость? Озорство? Просто они вдруг сошли с ума…
Когда он проснулся, Лии рядом уже не было. Видимо, она поняла, что встречаться им больше нельзя, — стыдно будет за эту минутную слабость. Сколько раз она говорила ему, что ждет настоящего чувства. Ночь эта не нужна ни ей, ни ему.
Конечно, в гарнизоне очень скоро стало известно о его «успехе». Да он и не собирался ничего скрывать от Анки. Рассказал все. Каялся, пытался все объяснить, просил прощения. Анка сразу потухла; разбитая, с воспаленными, сухими глазами, она, казалось, не слышит его. Только когда он уходил, она холодно сбросила его руку с плеча, будто защищаясь, тихо проговорила:
— Ты должен понимать: мое прощение ничего не изменит.
Он ушел, уехал в другой гарнизон, но ни на минуту не мог допустить, что между ними все кончено. Вся жизнь его была заполнена ею. Владимир знал, что сам во всем виноват, но была и обида. Ведь он же объяснил: это случайность, минутное затмение, оно не затронуло его душу и ничто не угрожает их любви. А она? Она так решительно все разрушает, как будто и не было отчаянно счастливой молодости, мудрой и глубокой вчерашней любви.
Когда он был курсантом военного училища, а Анка студенткой фармацевтического института, они словно летели навстречу друг другу. Коротких часов, скупо отведенных увольнительной, Анке всегда не хватало. Она часто уходила с назначенного места и бежала ему навстречу. «Видишь, пять минут, а выиграла!» — радовалась она, и глаза ее сверкали счастьем. Она не прятала своей любви, шла, прижавшись к его рукаву, к его грубой солдатской шинели. А провожая до самых ворот казармы, быстро, украдкой целовала, шепча: «Пожалуйста, возвращаю целым и невредимым!» С воскресенья до воскресенья он так ждал встречи с Анкой, что даже не замечал трудностей и тревог армейской жизни. Все давалось ему легко, потому что она всегда была рядом.
Когда он закончил училище, они даже растерялись: как же быть, ведь никаких планов на будущее не строили, так было хорошо в настоящем. «Анка, — сказал он тогда, — может случиться, что меня пошлют в отдаленный гарнизон». Она фыркнула, как несмышленая девчонка: «Я с тобой на край света поеду!»
Трудно прошел год, пока она не закончила свой институт. И вот приехала в гарнизон. Каким сумасшедшим было их счастье — все время вместе!
Год за годом он упорно трудился, полностью посвящая себя военной службе. Помогали энтузиазм молодости, любовь к армии, самоотверженность. Случалось, целыми неделями они виделись только поздними вечерами. Он уходил и возвращался затемно, оставлял ее в ожидании и заставал ожидающей. Анка встречала его с беспокойством и любовью. И даже когда он, сломленный усталостью, засыпал, она продолжала трудиться. Пусть не покажется это смешным, но ни у кого в гарнизоне не было такой аккуратной, отутюженной формы, как у него. Анка была настоящей женой военного.