«Нет!» Оанча вскочил. В висках у него стучало, сознание гасила дикая злоба. Он подскочил к Анке, отчаянно пнул столик — покатилась бутылка, оставляя ручеек золотистой влаги, по ковру веером разлетелись окурки… Яростно хлопнула дверь. Владимир не помня себя сбежал по лестнице.
Неделю после этого он не мог успокоиться. Всякий раз, когда он пытался разобраться в случившемся, перед глазами появлялась Анка, и обязательно постель в беспорядке, и бутылка вина на столе, и пепельница, полная едва раскуренных сигарет. И за всем этим — самодовольная ухмылка инженера Тэнасе. Сознание его мутилось. Он ненавидел Анку, он готов был убить Тэнасе.
Оанча теперь был уверен, что все в его жизни рухнуло. И всякое стремление что-либо исправить или восстановить бессмысленно. Зачем карабкаться по отвесной стене разверзшейся между ними пропасти?
Но время шло, и мысли его стали приходить в порядок. Отчаяние сменялось глухой тоской, оскорбленное самолюбие уступало место горькому пониманию. Теперь он думал только об Анке, видел только Анку…
И вдруг он почувствовал всю глубину ее страдания, которое сам ей причинил, и не только после той сумасшедшей ночи, проведенной с Лией, но и потом, в этот свой приезд. Даже в том, что к Анке зашел Тэнасе, виноват он сам. Как же он этого сразу не понял? Ни защиты, ни поддержки, ни понимания Анка от него не получила. И только ее гордость, ее достоинство были ей опорой.
Она, конечно, отвергла всякие притязания инженера, прогнала его. Но ведь ей пришлось защищаться не только от Тэнасе, но и от его, Владимира, бешеной ревности, его немыслимых подозрений. Она не стала ничего объяснять, оправдываться. Да он и не принял бы тогда никаких объяснений. Хотя после случая с Лией сам ждал, а в душе просто требовал от Анки понимания. Значит, все это время он прислушивался только к своей боли, не понимая близкого, любимого человека.
Владимир знал теперь: Анке тяжелее вдвойне, он нужен ей так же, как и она ему, — бесконечно. Это придало ему силы. Надо вновь и вновь пытаться преодолеть пусть даже отвесную стену пропасти между ними. Только в этом была для него надежда.
И еще он понял: время ему не союзник, оно не смягчит, не залечит ни его, ни Анкиных ран. Нужно бросить вызов времени, которое так равнодушно течет между ними, все отдаляя их друг от друга. Владимир решил ехать.
— Прибыли, товарищ капитан! — весело выкрикнул водитель, вырывая Оанчу из плена его мыслей. Они на полной скорости въехали в город.
Оанча выпрямился, но по-прежнему не отрывал взгляда от ветрового стекла. На улице под раскачиваемыми ветром фонарями пузырился на камнях мостовой летний дождь. Темная вода стремительным потоком неслась по обочинам. Крупные, тяжелые капли барабанили по стеклу и капоту машины.
В прежней своей жизни с Анной, когда он в это время возвращался домой, она всегда ждала его, как бы ни было поздно. Он тихонько открывал дверь, входил на цыпочках, бесшумно. Оставлял мокрую шинель и грязные сапоги в прихожей и, не зажигая света, в одних носках прокрадывался в спальню. Анка безмятежно спала, окутанная слабым желто-зеленым светом ночной лампы. Но он знал наверняка, что она только притворяется спящей, молча наклонялся и целовал ее в щеку. Анка вздрагивала, будто на самом деле просыпаясь, обнимала его так крепко, что у него перехватывало дыхание. «Как трудно быть женой офицера!» — говорила она иногда. И в этой простенькой фразе были и гордость, и самоотверженность Анки, и ее понимание всего того, на чем строится их счастье…
«И сегодня я так сделаю! — решил Оанча, когда от воспоминаний у него сладко заныло сердце. Но тут же опомнился: — Дверь ведь может оказаться запертой!»
Надо было звонить. Они проехали не одну улицу, когда наконец на освещенном углу он увидел телефонную будку. Несмело, как застенчивый юноша, вышел из машины, тяжело протопал по луже, втиснулся в телефонную будку. Волнуясь, набрал номер. Торопливо назвал себя, хотя Анка уже наверняка знала, что это он. Она пробормотала что-то невнятное и замолчала: видно, у нее не хватало сил говорить.
Он вышел из будки и пошел сквозь дождь. Машина медленно двигалась за ним. Новые корпуса, омытые дождем и освещенные отражаемым в лужах светом, выглядели весело и нарядно. У подъезда Оанча остановился. Нерешительно взялся за ручку двери. Долго поднимался по лестнице.