— Вольно, Вишан!
Только тот, кто ни разу не стоял по стойке «смирно» — в этой самой совершенной стойке, которая требует больше усилий, особенно в период, когда не закрепились необходимые навыки, — не может понять, что значит команда «Вольно!».
«Вольно!» Расслабляешь колени, мышцы груди, можешь переступить с ноги на ногу. Команда «Вольно, разойдись! Перерыв!» дает возможность немного размяться, побеседовать с товарищем, пошутить и посмеяться, разумеется в меру, заправить одежду, закурить и, сдвинув пилотку на глаза, проводить жадным взором попавшую в поле зрения девушку или молодую женщину, да еще и успеть переброситься с соседом парой слов в ее адрес. Ио как понимать команду «Вольно!» здесь, в канцелярии? Куда, черт побери, девать руки, если не держать по швам, если не смотреть командиру в глаза? Как держать себя?
— Что с тобой происходит, Вишан?
Командир батареи — пожилой мужчина с седыми висками. Такой возраст говорит о большом опыте, которому нельзя не верить. Может, когда-нибудь я бы и сам пришел к нему — вот то-то и то-то со мной творится, помогите!
А когда тебя вот так неожиданно вызывают и спрашивают: «Что с тобой происходит, Вишан?» — не пойму.
— Присядь на стул и поговорим не торопясь!
Пожалуйста, если хотите, могу и сесть. Приказ есть приказ. Его не обсуждают, а выполняют. Но как выполнить этот приказ? Я научился выполнять стойку «смирно», повороты на месте и в движении налево, направо, перестроение в шеренги и в колонну, с песней — вперед шагом марш… Но как просто сидеть рядом с командиром — этому тебя никто не научит. Выходи из положения сам. Учись от случая к случаю. А мой случай был не из простых: видимо, предстоял серьезный разговор. Будь что будет. Сажусь как умею. Но командир все равно ничего от меня не добьется, так как этот вызов к нему я рассматриваю как форму давления, как принуждение к откровенности.
— У меня дети примерно твоего возраста…
Ага! Начинает задушевно. Хочет придать беседе доверительный характер.
— У которых тоже есть свои проблемы…
А у кого их нет? У меня самого хватает проблем.
— И мне не всегда легко понять их…
Разумеется. Следует понимать, что от меня ждут откровенности на откровенность — выкладывай, друг, что у. тебя на душе?
— Я не очень-то общительный… Возможно, потому, что я рос угрюмым… Или, может, наложила отпечаток профессия. Во всяком случае, мои дети держатся как-то отчужденно, не делятся со мной. А раз так, то я не в силах им помочь…
Может быть, так оно и есть на самом деле. Человек всегда в поиске какой-то компенсации. Не получилось со своими детьми — хочет попробовать со мной. Ну что ж, попытка не пытка.
— Не слушаются меня, как должны бы слушаться отца… Ну, это уже совсем другое дело…
Конечно, своего сына или, может, дочь он не смог бы вызвать к себе в кабинет для доклада — они наверняка нашли бы занятие поинтереснее, чем стоять перед главой семьи и выслушивать нравоучения. У себя дома капитан явно не был командиром.
А вот рядовой Вишан Михаил Рэзван в канцелярии командира батареи чувствует себя неловко, не зная, что делать с этими проклятыми руками, плечами, в какой позе сидеть, чтобы это выглядело строго по-военному.
— Мне кажется, есть и у тебя проблемы, Вишан, не так ли?
— Как у каждого, товарищ капитан.
Удивляюсь и сам своему тону. Но командира это вроде устраивает.
— Ну и?..
— Докладываю вам, что они в большей или меньшей степени из области прошлого.
Капитан весь подается ко мне. Вижу только его глаза. Конечно, он ждет от меня бог знает каких сенсационных признаний.
— То есть уже ничем не поможешь?
— Да нет… товарищ капитан. Буду стараться совершенствовать их в дальнейшем.
— Что совершенствовать?
— Я думал, вам доложили, что у меня со строевой подготовкой дела обстояли неважно, особенно со стойкой «смирно», приветствиями, поворотами… Но сейчас, думаю, я справляюсь с ними. Это отметил и командир отделения. А командир взвода в качестве поощрения разрешил мне увольнение в город, в воскресенье после обеда.
Я изо всех сил стараюсь, чтобы в уголках рта у меня опять не появилась эта предательская, скверная усмешка, из-за которой возникало столько неприятностей. Все, что я сказал капитану, я сказал по простой причине — хотел дать ему понять, и притом так, чтобы это выглядело как можно серьезнее, — что все его попытки превратить наш разговор в доверительную беседу напрасны. В силу обстоятельств мы слишком неравны по положению: я — всего лишь солдат его батареи, он — командир подразделения, и каждый останется при своем. Однако капитан словно читал мои мысли…