У меня еще не прошел приобретенный этим летом конъюнктивит, а мыло «Кейя» прочно склеило веки, и их невозможно было разлепить. Я развожу руками, двигаюсь влево, вправо, вперед, назад. Я знаю, что они, мои товарищи, находятся рядом, слышу их удовлетворенное икание, чувствую кожей своего голого тела тепло других тел, но не могу до них дотянуться.
Позже я узнал, что это была игра — выключают душ, когда ты весь в мыльной пене, и убегают, брызгая то с одной, то с другой стороны.
И тут я соприкасаюсь с воинским порядком, причем с одной из его основ. Командир нашего отделения всего происшедшего не видел, но за отсутствие бдительности ему пришлось расплачиваться. Двигаясь наугад, я нащупываю намыленной рукой сначала нос, потом губы, глаза и, наконец, тело человека. Логический вывод: если в бане человек, значит, должна быть и вода. Нахожу краник душа, поворачиваю его с силой и отталкиваю того, другого человека.
Ополоснувшись, я наконец вижу моих товарищей. На их лицах изумление, причину которого я не сразу понимаю, но уже через несколько секунд мне все становится ясно.
Рядом со мной стоит верзила-сержант с отпечатками моих пальцев на лице и испытующе рассматривает меня. Я хочу извиниться, но, к сожалению, не знаю, как это правильно сказать на военном языке. И так как я уже совершил глупость и терять мне было нечего, я решаю — будь что будет.
Все с интересом наблюдают сцену: лягушонок [3], словно в ванной у себя дома, начинает нарочито медленно плескаться, не спеша трет пальцы ног. Затем принимается за пятки, ступни ног, при этом похихикивая от щекотки. А сержант стоит рядом, весь в мыльной пене, и ждет. Настоящая схватка нервов. Наконец командир отделения (а это был именно он) громко, насколько ему позволяют легкие, гаркает:
— Смирно!
Команда «смирно» отбрасывает меня назад, опрокидывает на спину, заставляет растянуться, прижав руки по швам. Вода течет мне на грудь, плечи, шею, лицо.
Сержант выключает душ и кричит еще громче:
— Смирно! Исполняйте!..
У меня рот полон воды. Я полощу горло.
— Смирно, слышишь!
Сплюнув воду, я меряю сержанта взглядом снизу вверх: большой и крепкий, он похож на исполинскую статую.
— А ты кто такой?
Привлеченный шумом, подходит сержант из третьего отделения, маленький и смуглый. Еще не зная, в чем дело, он сразу становится на сторону командира отделения:
— Ты что пререкаешься со старшими?
Я не спеша поднимаюсь:
— Я вижу, что все мы здесь одинаковые — голые.
— Начальник есть начальник, даже если он голый, — категоричным тоном заявляет маленький смуглый сержант из третьего отделения, при этом инстинктивно прикрывая ладонями то место, где художники обычно рисуют фиговый или виноградный лист. Но я продолжаю бубнить:
— Если так, то пусть пишет на себе. У меня нет другой возможности отличить его от остальных — в бане все одинаковые.
— Ты у меня еще посмотришь, — обещает сержант из третьего.
— И вообще, вам следовало бы вести себя с нами помягче, мы ведь сейчас только привыкаем к новой жизни. Тем более вы не имеете права запугивать нас.
— Тебя никто не запугивает, сам все увидишь.
— В частности, я не знаю, как выполнять команду «смирно», так как до сих пор меня этому никто не научил.
— Научим, не беспокойся. Почувствуешь и ты, что такое армейская служба.
Наконец сержант нашего отделения, который, как мы поняли, в отсутствие лейтенанта был самым старшим во взводе, положил конец бессмысленному диалогу:
— Всем ополоснуться и выходить одеваться.
Все дружно бросаются выполнять его распоряжение, и души дрожат от напора воды.
— Под холодный душ, рядовой! Все под холодный душ. Все под холодный душ, слышали?
Холодный душ сразу же не только остужает тело, но и приводит в порядок мысли. Словно в голове, переполненной прежде паром, давившим изнутри и готовым разорвать черепную коробку, рассеялся туман, и все стало на свои места. Мы умываемся и вытираемся — сержанты как сержанты, солдаты как солдаты. Заворачиваем в полотенца куски мыла.
— Всем, всем выходить на улицу!
Все — это мы, взвод молодых солдат.
С момента призыва на военную службу мы должны стать солдатами, отделением, взводом, батареей, дивизионом…