Мы поехали на аэродром. Я подходил к машине, как к чужой. Я уже не верил ей, твердо зная: сегодня она меня подведет.
Мы перелетели на дивизионный аэродром. Нас поставили в самый дальний угол, подальше от любопытных глаз. Густая трава, кустарник, с десяток берез, и за ними река. Я всегда восторгался ею, с наслаждением слушая мирный плеск воды и вдыхая запах речного простора. Но сегодня мне было не до природы.
Подъехала "эмка" командира дивизии. Я подал команду "смирно", хотел доложить, но Щербаков поморщился, махнул рукой: "Не надо!"
Ну, не надо так не надо. Я не любил докладывать. Зачем? И так все ясно: "Материальная часть в исправности, экипаж к полету готов", ~ хотя сейчас это и не соответствовало действительности. Но попробуй докажи!
Командир тотчас же заметил мое состояние. Спросил обеспокоенно:
— Ты что, тебе нездоровится?
Наверное, было бы лучше, если бы я сказал, что нездоровится. Но я не мог соврать. Нет, я чувствую себя хорошо, но… И я решился, тем более что передо мной стоял такой человек, которому можно довериться. Я рассказал ему все. И он мне поверил сразу. Выслушал, помрачнел и принялся вышагивать взад и вперед возле хвоста самолета.
— Да! — сказал он. — Хуже всего то, что я не в силах отменить полет. И командир корпуса не в силах. И даже командующий АДД. Вот какая штука. — Он остановился, ожесточенно потер ладонями лицо. — Ну, а предлог — сам понимаешь — смешон. "Предчувствия"! Да. А вон и твои пассажиры едут.
К нам подкатила легковая машина, а вслед за ней — доверху нагруженная полуторка. Кузов ее был тщательно закрыт брезентом.
Из легковой машины вышли четверо: трое мужчин и девушка. Мужчины в шляпах, в элегантных костюмах заграничного покроя, девушка в изящном комбинезоне, перетянутом в талии широким кожаным ремнем, на котором с левой стороны висела фляга, а с правой — маузер в деревянном футляре.
— Э-эх, вот это да-а-а! — восхищенно воскликнул Заяц, выглядывая из своей сферической башни. — Вот это си-и-ла!
Девушка была действительно "сила". Изящная, стройная, нежная. Пышные волосы золотистыми волнами спадали до плеч. Большие голубые глаза с длинными ресницами источали само очарование, а прямой тонкий нос и губы говорили, кричали о том, что в жизни есть не только бомбы, самолеты, прожектора, зенитки, но и кое-что другое.
Заяц ахал в фюзеляже: "Бывает же такое, а!" — а я подумал про себя: "И между тем она обречена!"
Щербаков, словно уловил мою мысль, посмотрел на девушку, на Зайца, на меня и, кашлянув, с досадой бросил:
— Ладно, что-нибудь придумаем!
Пассажиры подошли, поздоровались и тут же принялись разгружать полуторку. Сдернули брезент, открыли борта. Мы ошеломленно смотрели на длинные тяжелые тюки, упакованные в прочные брезентовые чехлы. Техник самолета сокрушенно всплеснул руками:
— Да куда же мы впихнем такую прорву!
Действительно, узкий фюзеляж бомбардировщика не был приспособлен для груза, а кроме того, ведь еще и пассажиры!
Я машинально прикинул: весь груз на хвосте — задняя центровка.
Опасно. Соверши на развороте хоть небольшую ошибку в технике пилотирования — машина завалится в штопор.
Командир, поговорив о чем-то со старшим группы, открыл дверь, повернулся ко мне, хмуро сказал:
— Без команды не вылетать. Все указания пришлю с человеком. Кажется, там по маршруту гроза. Поеду потолкую с синоптиками.
И уехал, оставив меня с самыми тяжелыми мыслями. Надежды на отсрочку полета я не питал.
Пассажиры, сняв пиджаки, работали, подносили тюки, прикрепляли к ним парашюты. Техник и Заяц укладывали груз в фюзеляже. Мы с Евсеевым отошли в сторону и легли в траву.
Солнце склонялось к горизонту. Наши часы истекали. Я мысленно перелетел в свой полк. Сейчас ребята ужинают, потом пойдут в штаб, затем — к самолетам. Цель сегодня близкая — железнодорожный узел Витебска. Правда, там сильно бьют зенитки, но ведь это почти возле самой линии фронта. Если и подобьют, то можно спуститься на парашютах к своим.
Груз уложен. Изрядно вспотевшие пассажиры надели пиджаки, комбинезоны, опоясались ремнями, прицепили к ним по фляге, по куску пакли и какую-то дощечку с шершавым красноватым слоем, как на коробке со спичками, и еще — кобуру с пистолетом.
Я спросил одного из них, высокого, седоволосого, с недовольным лицом: для чего эти фляги и пакля с дощечками?
Седоволосый, поведя крючковатым носом, сказал сварливо:
— Неужели не знаете такой ерунды! Во флягах бензин. Им смачивают паклю, чиркают вот этой штучкой по дощечке, и факел готов. Это будет сигналом для вас, что все в порядке.
— Ясно, — сказал я и, увидев бежавшего к нам человека, поднялся. — Прошу занять места!