Балка сворачивает влево. Чуть-чуть штурвал на себя! На нас наползает склон. Еще штурвал на себя! Мы вылетаем на простор — и… сердце мое обрывается…
Мы налетели на колонну! Длинную серую колонну войск, шагающих на восток. Чьи это войска? Свои? Чужие? Те и другие при данной обстановке одинаково опасны. Немцы откроют шквальный огонь, увидев красные звезды, наши обстреляют лишь потому, что мы крадемся с запада. Разбираться будут потом… когда уже станет поздно.
Но что это?! Все многотысячное войско разом встало! И вверх полетели… шапки! Замелькали восхищенные лица, открытые рты, несомненно кричавшие русское "ура"! Колонна, вздымая оружие, благословляла нас на правый бой.
Это было потрясающе! Секунды, стоящие жизни!
Штурман повернулся ко мне взволнованным лицом. Он что-то хотел сказать и не смог. Только слышно было в наушниках, как кто-то ахнул восторженно и вздохнул — очевидно. Заяц с Китнюком.
Все пронеслось, промчалось, будто во сне. Под нами большак, широкая изъезженная дорога, сплошь заваленная по бокам разбитой военной техникой: пушками, танками, машинами. Тут и там зияли глубокие воронки, едва засыпанные снегом, валялись трупы лошадей. Все мелькает, мелькает, проносится мимо. Облачность ниже, ниже. Этого еще не хватало! Краем глаза вижу, как штурман, весь подавшись вперед, положил руку на кнопку бомбосбрасывателя.
Рвы, мотки колючей проволоки, надолбы, ежи. Цель близка, и смерть близка, но страха нет. В груди — онемение, холод, пустота. Лишь где-то в уголке, согревая душу, теплится видение — поднятые вверх винтовки, раскрытые в крике рты: "Уррра-а-а! Уррра-а-а!"
Из-под клочков тумана на нас внезапно надвинулись стены бревенчатых хат. Успеваю заметить — крыш нет, а из-за стен, судорожно дергаясь и изрыгая пламя, бешено палят орудия. Огонь, огонь, пламя! На нас со всех сторон летят снопами искры: красные, зеленые, желтые. Под нами мелькает месиво из человеческих тел, пушек, пулеметов, касок, искаженных ужасом лиц.
Штурман нажал на кнопку; посыпались бомбы. Всё — задание выполнено! Пробиваемся вверх, в розовый свет заходящего солнца.
В ясном-ясном небе комариной тучей висели бомбардировщики. Было видно, как сыпались стальные чушки, а навстречу им из-за облаков вставали черные столбы дыма.
Берем курс домой, идем минут пятнадцать, и вдруг — трррахх! И… тишина. Отказали оба мотора. Враз! Мелькает мысль: "Конец!.." Валимся в облака. Проносятся сырые клочья. Лес. Макушки сосен. Полянка!
Не веря своим глазам, добираю штурвал, сажаю машину на брюхо. Сели. Кажется, хорошо. Мягко скользим по снегу. Начинаю ликовать, но рано. Удар! Треск. Звон металла. Привязные ремни впиваются в плечи. Вокруг каскады снежной пыли.
Тишина. Абсолютная. Мне на ресницы падают снежинки. Я все еще прижимаю к себе штурвал. Прихожу в себя. В штурманской кабине встает Евсеев и очень старательно стряхивает с комбинезона снег. Сзади в фюзеляже чертыхнулся Заяц, кашлянул Китнюк. Осторожно отпускаю штурвал, открываю фонарь и выбираюсь на крыло. Все ясно: на нашем пути оказалось шоссе с глубокими кюветами.
Из-за поворота дороги, гремя цепями, вылетела грузовая машина, подъехала, затормозила. Из кабины, широко распахнув дверцы, выскочили двое: шофер в овчинном полушубке, высокий, крепкий, с обветренным лицом, и молодая женщина, в тулупе и в пуховом платке. Подбежали. У обоих трясутся губы, светятся страхом глаза.
— Целы, не убились?! Слава богу!
— А мы видим, вы падаете, скорее к вам. — У шофера большие руки, пальцы в ссадинах и трещинах. Он лезет в карман стеганых брюк, достает кисет с табаком. — Закурите, вам легче будет.
— Спасибо, я не курю.
Он сует кисет в карман. Не закуривает, наверное, из солидарности.
Короткий осмотр самолета: "Хм, да!.." Машину бросить нельзя, ее еще можно поднять. Решаю: оставлю экипаж (рядом село), а сам буду добираться в полк.
Втискиваюсь в кабину шофера, и мы едем на полустанок железной дороги, по которой с грехом пополам ходит поезд. Ночью он должен быть.
Трясясь на сиденье, обдумываю, как мне добраться до полка, не имея при себе никаких документов. Билета мне никто не продаст и в вагон не посадит…
В поезд я сел глубокой ночью, открыв стволом пистолета "ТТ" запертую дверь.
Было без пяти два, когда я, еще раз применив пистолет, открыл вторую дверь и пробрался в битком набитый спящими пассажирами вагон. Поискал глазами, где бы прилечь. Ага, вон есть местечко под самым потолком, на багажной полке! Залез, отодвинул какие-то ящики и, сняв унты, соорудил из них подушку. Ноги я втиснул в пространство между потолком и чьим-то баулом. Не очень удобно, но спать можно. И я уснул, не забыв поздравить себя с наступившим Новым годом.