Проснулся оттого, что кто-то бесцеремонно дергал меня за ногу.
— Эй, гражданин, проснитесь, приехали!
Я открыл глаза и поднял отяжелевшую голову. Было уже светло. Сквозь давно не мытые окна в вагон пробивался свет ясного морозного утра. Из-за открытой двери под потолок били струи чистого, пьянящего воздуха.
— Что? Приехали? Куда?
— В столицу приехали, в столицу. Да отдайте же, ради бога, мой баул!
— Ах, баул, простите!
Я поджал ноги. Пожилой усатый мужчина в лисьей шапке и старомодном пальто с облезлым меховым воротником, сердито хмуря лохматые брови, схватил баул и стащил его вниз.
В вагоне стояла сутолока. В узком проходе, сталкиваясь, словно в водовороте, плыли узлы, мешки, фанерные чемоданы. Я обулся и, улучив момент, спустился на пол. Проходя через тамбур, бросил взгляд на свое отражение в дверном стекле. Ну и ви-и-дик! Опухшее от неудобного сна лицо, под глазами темные круги, подбородок в щетине. До первого патруля! А мне еще надо добраться на Каланчевскую, к электропоезду. А комендантские посты на вокзалах, я и забыл про них! Ведь там без пропуска не пройдешь!
Шагая вместе с толпой по подземному переходу, усиленно думаю, как мне быть. Но ничего не придумал. Толпа поднесла меня к проверяющим КПП. Прочные барьеры из толстых труб, узкие проходы. Четыре сержанта со строгими лицами под командой еще более строгого лейтенанта придирчиво рассматривали пропуска.
— Проходите! Следующий! Не толкайтесь! Кому говорят! Не спешите.
Оказавшись в проходе барьера, я локтем сдвинул на живот кобуру с пистолетом и, взяв в руки планшет и меховые перчатки, сделал вид, что собираюсь достать документы, да вот руки заняты, неудобно.
— Проходите, товарищ летчик, — сказал лейтенант и одарил меня теплым взглядом. — Следующий!
Над Москвой стояла морозная дымка, сквозь которую тускло просвечивал медный диск солнца. Ожидая электричку, я с беспечным видом прохаживался по дощатому настилу. Звонко скрипел снег под унтами, валил пар изо рта. Мне было чертовски не по себе. Опять предстояло ехать "зайцем". Чтобы купить билет, я должен предъявить какой-то документ, да, собственно, у меня и денег-то не было: на боевые задания мы летали с пустыми карманами.
Подошел поезд. Я вошел в вагон и, увидев свободное место, сел. Рявкнули клаксоны. Площадка поплыла назад. Все быстрее, быстрее. Мост. Трамваи, троллейбусы. Вид на Каланчевскую площадь. Древние московские избушки. Сараи, склады, заборы, заборчики. Заводские трубы. Стучат колеса, стучит мое сердце: вот-вот сейчас войдет ревизор, начнет проверять билеты, что я скажу?! Стыд-то какой!..
Вагон празднично расцвечен свежими листами газет, которыми шуршат пассажиры: "С Новым годом! С Новым годом!"
Против меня сидит важный пожилой гражданин в каракулевой шапке. На носу очки. Читает "Правду", остро пахнущую свежей типографской краской. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей о ревизоре, я тоже приноравливаюсь читать последнюю страницу. Газета полна сообщениями о фронтовых делах и героизме тружеников тыла. Сосед шевельнул листом, и газетная страница, загнувшись, закрыла текст. Я с досадой отвернулся к окну. Теперь передо мной расстилался унылый пейзаж с дымящимися заводскими трубами, с оврагами, заваленными разным металлическим хламом.
Бросаю досадливый взгляд на читающего пассажира. У меня к нему неприязнь. Такой важный, медлительный.
Перед моим носом перевернутый вверх ногами текст, набранный крупными буквами: "Указ…"
Сзади, громыхая роликами, тяжело открывается дверь.
— Граждане, приготовьте билетики!..
Я съеживаюсь, будто меня кто стукнул по затылку. На меня смотрят или мне это только кажется? И я делаю вид, что очень заинтересован указом. Читаю:
"…Президиума Верховного Совета Союза ССР…"
С дрожью слушаю, как, приближаясь ко мне, пощелкивает сзади ревизорский компостер. "Черт возьми, что же делать?! Бежать? Неудобно". Сижу, как прикованный, читаю:
"…о присвоении звания Героя Советского Союза…"
И вдруг мой взгляд натыкается на знакомое сочетание букв. У меня захватывает дыхание. Черт возьми, не может быть! Да ведь это же моя фамилия!
Я вырываю у незнакомца газету.
— Па-а-а-звольте! — изумленно восклицает гражданин. — Что вы делаете?!
Лицо его вытянуто, глаза с блюдце, очки вот-вот свалятся с носа. Он протягивает руку за газетой.
— Подождите, подождите! — бормочу я, отводя его руку и жадно впиваясь глазами в строчки Указа. — Ведь это… меня! Ведь это… меня!..
Все пассажиры, вытянув шеи и привстав с мест, смотрят в нашу сторону.