Я снова не могла управлять и была беспомощна. Я не отключилась. Я смотрела, как вскакиваю с кровати и направляюсь ракетой к матери.
Максимус был быстрее. Я летела к искаженному лицу матери, а он схватил меня и опустил на пол.
Я не могла остановиться. Тело не было моим. Но я ощутила боль от удара. Это было не честно.
Я выла и стонала, издавала разные звуки, тело выгибалось и содрогалось, пока Максимус удерживал меня изо всех сил, напрягая мышцы, его лицо покраснело и вспотело, он смотрел мне в глаза. Но он видел не меня. Он не видел меня.
— Таблетки, — крикнул он и посмотрел на моих родителей, пока я пыталась извернуться и укусить его. — Таблетки! И веревку!
Папа схватил веревку, которую использовал до этого, из угла комнаты, и мама вытащила из кармана кардигана баночки таблеток. Папа быстро связал веревкой мои руки и ноги, словно на родео, словно делал это на время.
Мама склонилась с таблетками между пальцев. Я попыталась укусить ее.
— Будет сложно, — сказал ей Максимус.
Она мрачно покачала головой.
— Я научилась кое-чему раньше. Держи ее подбородок.
Он большими руками обхватил мой подбородок. Он имел право бояться меня. Я снова попыталась его укусить.
Но это было отвлечение. Пока я делала это, мама надавила рукой на мой лоб, а другой зажала нос. Я стиснула зубы, как тиски. Я не хотела принимать таблетки, как не хотело и существо во мне. Но мне нужно было дышать.
Я выдохнула, открыв рот. Мы не могли терпеть. Мама забросила внутрь таблетки и зажала нос, и я могла лишь проглотить их.
А потом я начала медленно возвращать контроль над телом.
— Простите, — сказала я, пытаясь увидеть родителей. Максимус поднял меня и вернул на кровать.
— Мы понимаем, — сказал он. Его голос был таким нежным, что я почти забыла, что он думал, что это все в моей голове. — Нам придется оставить веревку. Ты же понимаешь, милая?
— Не зови меня так, — выдавила я.
Он улыбнулся.
— Рад видеть, что ты еще с нами. Но, чтобы твои другие сущности знали, твой отец сообщил полиции о происходящем. Если ты разойдешься. Боюсь, несмотря на слова твоей сестры, тебе лучше будет в больнице. Мне жаль, что я не понял раньше, Перри. Прости, что я думал, что это призрак. Я бы не стал проводить очищение, от этого стало хуже. Это дало доказательства иллюзиям.
Но ты видел! Но у меня не было сил говорить. Ты видел чудище! Лжец. Чертов лжец!
Он убрал волосы с моего лба. Я вздрогнула и сверлила его взглядом, и он сказал папе:
— Похоже, нужна еще веревка.
— Вы больные, — прорычала Ада со стороны. Она покачала и обхватила себя руками. — Я не могу стоять и смотреть, как вы это делаете. И не буду.
Она посмотрела на меня напоследок. Я не понимала этот взгляд. Она ушла, и мое сердце ёкнуло.
Папа связал мои руки и ноги так, что я теперь была прикована к кровати. На миг я была свободна. И я хотела оттолкнуть его и убежать. Я не знала, куда, но я бы покинула дом и убежала к реке, а потом умчалась бы туда, где они не нашли бы меня. Там я была бы в безопасности. И меня не отвезли бы в больнице. Во мне все еще было это существо, Эбби, демон или что-то еще, но зато я бы не попала в больницу. Я не хотела разрушаться в стерильной комнате. Как умирающая собака, я хотела уйти подальше в тишину. Хоть этим я могла управлять.
Но я не двигалась. Я не бежала, хотя и могла. Папа закончил привязывать меня, не глядя мне в глаза при этом. Он ушел с мамой. И остались только мы с Максимусом.
Он придвинул стул от стола и окинул меня взглядом. Его зеленые глаза виновато блестели, но этого не хватало. Я хотела от него большего. Я хотела, чтобы кто-то боролся за меня. Я хотела, чтобы кто-то жертвовал за меня. Поддерживал меня. Спас бы меня, когда я не могла этого сделать.
Это был не Максимус. И никогда не был. Я просто была для него развлечением. И все. Как всегда.
— Мне жаль, что все так, Перри, — сказал он, не став звать меня милой. — Ты мне нравилась. Сильно. До смешного сильно.
Вы шутите. Он бросал меня? У нас и отношений не было.
— Но тебе нужно больше, чем я могу дать, — он провел пальцами по моей руке. — Тебе нужна помощь, и я собираюсь помогать, чем смогу, но ты тоже должна помогать себе. Стыдно, что такое случилось. Мы могли что-то сделать. И когда-нибудь, может, сможем. Думаю, в команде все получится. Не здесь. Особенно если ты согласишься снимать со мной шоу. Когда тебе станет лучше, конечно.
Он меня довел.
— Максимус, — сказала я.
Он пытливо смотрел на меня.
— Что?
Я изо всех сил плюнула в него. Слюна попала по его носу.
Я коварно улыбнулась при виде потрясения на его лице.
— Это от меня. От настоящей Перри.
Он подло улыбнулся, вытер нос и встал. Он вернул стул и сказал:
— Я останусь здесь на ночь. Еще увидимся.
Он закрывал за собой дверь, оставил пару дюймов. Я осталась наедине с мыслями, пока таблетки не погрузили меня в туман.
Конечно, одна я больше не была.
И никогда уже не буду.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Остаток дня прошел вспышками. Меня накачали таблетками, и я помнила лишь периоды. Я просыпалась, билась в кровати, чуть не поднимаясь над ней, и только веревки удерживали меня на месте. Я не управляла собой, потом управляла. Мы с существом менялись местами, но я не успевала никого позвать. Я могла прогнать его или ее уйти, когда сильно сосредотачивалась. Но это истощало меня, и я снова засыпала.
Люди приходили и уходили. Время замедлилось. Мама пришла и посидела рядом со мной немного. Она не могла смотреть мне в глаза. Я не знала, был ли причиной стыд, страх или то, что мои глаза принадлежали кому-то другому. Она сказала:
— Проще не становится, — и похлопала мою руку.
И больше ничего. Папа был еще короче. Я видела по его лицу, что совесть грызла его. Я бы обрадовалась, но мне от этого было только печально.
Максимус предложил покормить меня с ложечки на ужин. Я сказала ему, что выплюну в него, как Линда Блэр в «Экзорцисте». Больше он про еду не говорил.
Но Ада, единственная, кого я хотела видеть, не приходила. Я знала, что ей больно, что я напала на нее и ранила. Я все еще не знала, что произошло, но это ужасно, когда тебя атакует твоя же сестра, даже непредсказуемая, как я. И я хотела, чтобы она пришла. Поддержала меня. Рассказала, как все исправит, как заберет меня отсюда, и мне не придется попадать в психбольницу (потому что туда я точно попаду в конце). Но это были бы только слова. Она не сможет помочь. Потому она была в стороне. Было больно видеть меня такой.
Но мне было бы легче, если бы я увидела ее.
Я вздохнула и закрыла глаза. Дождь шел даже ночью. Холод проникал из окон и задерживался в воздухе. Я слышала, как родители говорили, что в комнате холодно, что термостат сломан. Они ничего не понимали.
— Как ты? — спросил Максимус.
Он вернулся в комнату, сел у стола и использовал мой компьютер. Он повернулся на стуле и смотрел на меня.
— А ты как думаешь?
— Хочется кого-то убить?
— Кроме тебя?
Он встал и подошел ко мне, возвышаясь, его рыжий чуб почти задевал потолок.
— Боишься? — спросил я.
Я пронзила его взглядом.
— А ты как думаешь? Я прикована к чертовой кровати.
— Это для твоей безопасности. И для всех. Если мы отпустим тебя…
— Отпустим? Я не животное.
— Отчасти. Ты это знаешь.
Я знала. Я знала, почему прикована. Я знала и была почти благодарна, потому так я не могла ранить тех, кого любила. Я знала, что, как только освобожусь, именно это и сделаю.
— Потерпи ночь, — успокаивающе сказал он. — Завтра все изменится.
— Что будешь делать, когда меня будут уносить люди в белых халатах? Что скажешь? Будешь спрашивать, страшно ли мне? — мой голос задрожал. Я не сдержалась. Существо во мне ожидало момента, я ощущала это. Когда я была испуганна или расстроена, моя защита падала, и существо начинало охотиться. Я начала угадывать его действия. Я хотела предупредить Максимуса, сказать ему отойти от меня. Но часть меня хотела, чтобы он страдал, и я не знала, какая именно часть.