Во рту было хуже, чем в Сахаре, я провела языком по губам, и это было встречей наждачной бумаги и треснувшего бетона. Я хотела пить, хотела этого сейчас, но не знала, как вызвать медсестру. Я думала, что рядом будет Ада или родители, их отсутствие немного обижало. Я не была в опасности, но прошла через ужас. Мне было сложно даже все осознать.
Я прижала ладонь к животу, пока не стало больно. Неужели я набрала вес из-за беременности? Боль и перепады настроения? Глупо, что я так долго игнорировала симптомы, отгоняла мысль, потому что у меня были месячные. Казалось бы, я знала больше 14-летней девочки, но на деле вышло иначе.
Я осторожно села, игла капельницы впилась в вену сильнее. Машина рядом со мной трижды пикнула, звуча зловеще в темноте. Я смотрела на нее, не зная, что она отслеживает, свет мигал, меняясь между красным и желтым.
Свет падал на стены, я подумывала выйти в коридор. Капельницу придется взять с собой, но так я хоть смогу получить воды и, может, найду семью. Они бы не бросили меня на ночь, они вредничали, но не были плохими.
Свесив ноги с кровати, я осторожно опустила их, пока стопы не встретились с холодным линолеумом. Боль пронзила все внутри, между ног становилось все влажнее. Я опустила ладонь и ощупала. Я была словно в подгузнике, все тело ощущалось смутно, от головы до низа. Я глубоко вдохнула, пытаясь добиться четкости. Я схватилась за капельницу рукой, другой проверила, что тонкая больничная сорочка не раскрывала мое тело миру, и осторожно пошла к двери.
Я открыла ее с трудом, она была тяжелее, чем я ожидала, и выглянула в коридор с резким освещением. Я быстро моргала. Казалось, я делала что-то запрещенное, хотя не было правил, не позволяющих вставать с кровати. Я ведь не сбегала.
Удивительно, но в коридоре никого не было, только было слышно стук капель. Мне стало интересно, который час. Обычно в больницах было людно.
Я пошла по коридору, кривясь от скрипа капельницы, звук эхом разносился вокруг меня. Все двери были закрытыми, темными и тихими. Я словно шла по склепу, где не было движения, людей, это меня пугало. Холодок пробежал по спине, словно капельница впилась мне в шею, и я замерла.
Впереди, в конце коридора, послышался шорох, словно медленный неуверенные шаги раненого старика. Я ждала, задержав дыхание.
Пожилая женщина вышла из-за угла. Она была в такой же сорочке, тоже держала капельницу бледными руками. Ее лицо было букетом ярких красок: красные губы, густой румянец от носа до виска, яркие зеленые тени, которые было плохо видно из-за складок ее век.
Жуткая клоунесса.
Я прилипла к полу, не могла двигаться или отвести от нее взгляд. Она медленно шла ко мне, но не смотрела на меня. Хотя вид ее был зловещим, я была даже рада ей. Прошло много времени, и мой язык начал двигаться. Я знала, что у меня к ней много вопросов.
Казалось, она вечность добиралась по коридору ко мне. Она прошла слева от меня, медленно шаркая. Она смотрела на пол, взглянула на меня лишь в последний миг. Ее бледно-голубые затуманенные глаза встретились с моими на миг, и я увидела в них ураган предупреждений.
Я открыла рот, но она шла, словно не знала меня. Я откуда-то нашла силы говорить.
— Эй, — прохрипела я и осторожно схватил ее за руку. От контакта вспыхнула зелено-синяя искра. От этого мои пальцы будто прилипли к ее коже, она остановилась и неохотно обернулась. Я еще не касалась ее раньше. Ее плотность удивляла меня.
Она смотрела мне в глаза, явно узнавая, ее голос с акцентом зазвучал в моей голове, хотя ее сухие губы не двигались.
«Я не могу остаться. Я должна идти», — сказала она.
«Где все?» — подумала я, стараясь говорить с ней.
«Тебя не должно здесь быть. Все слишком рано», — в ее голосе звучала тревога, от этого мне стало не по себе.
«Что?».
Она посмотрела на пол, и я впервые поняла, какая она маленькая и хрупкая. Несмотря на ее странный макияж, в больничной одежде она напоминала чью-то забытую бабушку.
«Я пыталась предупредить тебя. Я оставила то послание. Я знаю, ты его слышала».
«Да, но я не понимаю. Я в беде?».
«Да, — сообщила она. — В ужасной беде, Перри. И я не смогла прийти к тебе. Я больше не могу».
«Вы видите меня сейчас».
«Ты не там, где, по-твоему, находишься».
Мне стало холодно. Я посмотрела на свою сорочку, блестящий пол и пустой стерильный коридор. Я стала понимать, что могу быть не в больнице. Могу быть неизвестно где.
«Где я?» — потрясенно спросила я.
«Лучше тебе не знать».
«Издеваетесь? — недовольно подумала я, прижимая пальцы к ее руке. — Думаете, вы помогаете? Думаете, можно прийти сюда, показаться в моей жизни и все вот так испортить?!»