— Ты хочешь потерять контроль.
Я осторожно повернула голову, чтобы не нарушить равновесие. Эбби стояла в нескольких футах, склонившись к холодному камню, одетая в бледно-розовое платье, что трепал зимний ветер. Она смотрела на реку, ее глаза напоминали воду, были темными прудами обсидиана.
— Можно просто прыгнуть, знаешь?
— Я сплю, — сказала я с трудом, голос словно доносился издалека.
— Ты сможешь долго спать, когда умрешь.
Она подняла голову, и я увидела, что ее глаза не черные. Их просто не было. Как на голове свиньи, их не было, остались только темные, грубо изрезанные глазницы.
— Что ты от меня хочешь? — спросила я. Язык казался опухшим и слишком большим, чтобы двигаться. Тут я поняла, что мое тело придвинулось на дюйм к краю поручня. Я двигалась, не понимая этого.
— Мы хотим тебя, — просто сказала она. Ее голос гудел, как провода.
— Кто — мы? — я придвинулась еще на дюйм, желудок сжимался.
Она пошла, белые каблуки издавали резкие звуки при каждом шаге, хотя она парила в нескольких дюймах над землей. Она остановилась и посмотрела на реку. Звон колоколов стал громче.
— Я не знаю его имени…
— Его?
— Я не знаю имени, — она пронзила меня взглядом. — Но мне обещали.
— Что обещали?
Еще дюйм.
Эбби улыбнулась. Ее рот приоткрылся, из него в небо вылетели две осы, их гудение пропало за звуком колоколов.
— Тебя.
Мои ноги свисали с края, вода бушевала внизу, как яростный водопад, готовый проглотить меня целиком. Она пульсировала со звоном невидимых колоколов.
Я оглянулась на Эбби.
— Почему меня?
Даже с пустыми глазницами она смогла выглядеть удивленно.
— Потому что я умерла не по своей вине, — сказала она так, словно я была дурой. — А из-за него.
— Месть, — прошептала я. Ветерок подхватил мои слова и унес над волнами.
Мои ноги переместились еще на дюйм. Меня ничто не поддерживало. Я даже не размахивала руками, чтобы сохранить равновесие. Я просто безмолвно падала, как палка без опоры, все ниже и ниже, к зубам и черным языкам реки.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
И хотя я проснулась утром от аппетитного запаха жарящегося бекона, доносящегося с кухни Максимуса, и от яркого солнечного света, падающего из окон, воспоминание о сне было достаточно четким, чтобы все еще меня пугать. Я легла, слушая, как Максимус насвистывает «Understand Your Man» Джонни Кэша, и прогоняла темные картинки из головы. Я все еще видела, как бушующая река готовится встретить меня, водоворот голодных ртов, звук негодования в металлическом голосе Эбби. Данное ей кем-то или чем-то обещание. Обещание получить меня.
Я поежилась, несмотря на тепло спальни, и была рада, когда Максимус позвал с кухни:
— Ты уже пошевелилась, солнышко? Завтрак готов.
Я улыбнулась от его спокойного тона и поднялась с кровати. Мышцы, особенно бедер и рук, болели от неожиданного использования прошлой ночью. Все остальное было в порядке, боли не было. Я вытащила ноги из-под одеял. Я начала опускать их на пол и замерла. Что-то было не так.
Я подняла одну ногу и посмотрела на подошву ступни. Она была черной от грязи.
Другая нога выглядела так же. Я с тревогой подняла одеяла. Там, где лежали мои ноги, теперь остался след грязи, словно я прогулялась с босыми ногами, а потом забралась в постель, не вымыв их.
Желудок сжался. Прошлая ночь должна была остаться сном. Я не была мокрой. И точно не была мертва.
— Милая?
— Иду, — сказала я, но не смогла убрать дрожь из голоса. Я быстро смела грязь с ткани и заправила постель. Я потерла ноги о серый ковер, радуясь жесткости дешевой поверхности и цвету, что скрывал грязь. Я не могла объяснить, почему, но мне не хотелось, чтобы Максимус знал об этом. Только не сейчас.
Он оставил белый халат поверх моего рюкзака, и я надела его и пошла по квартире.
Новизна квартиры уже не успокаивала меня. Как я могла быть в безопасности, если покидала и это место посреди ночи и уходила на ночные приключения?
— Ты в порядке? Немного бледная, — сказал Максимус, когда я зашла на кухню. Он опустил два ломтика бекона на тарелку яиц и тоста и подвинул ко мне локтем. — Это тебе, солнышко.
— Спасибо, — сказала я как можно добрее. Я взяла тарелку и понюхала. — Я просто немного… устала.
Он кивнул с улыбкой и повернулся, чтобы взять солонку из подставки со специями. И тут я увидела на его лице четыре тонкие царапины, что тянулись от скулы к его рту.
Я сглотнула и впилась в тарелку сильнее, чтобы не уронить.