— Сколько?
— Не знаю, — он покачал головой. — Ничего не могу сказать. Прошу только, как просил уже не раз, — верь мне.
Она взглянула на него. Лунный свет, струившийся сквозь ветви деревьев, заиграл на ее лице серебристыми бликами. В эту минуту она была так прекрасна, что у Питера перехватило дыхание.
— Мне нужно идти.
— Куда? Куда ты пойдешь, Питер? На рассвете они начнут поиски.
— У меня в запасе по меньшей мере шесть часов.
— Без лошади за это время ты вряд ли далеко уйдешь.
— Значит, придется где-то раздобыть лошадь. — В его голосе прозвучали почти веселые нотки. — Сейчас для разговоров нет времени. Кроме того, в любой момент кто-нибудь может пройти через парк и увидеть нас. Я хочу, чтобы ты вернулась домой.
— Оставить тебя здесь и не узнать о твоей дальнейшей судьбе? Я не могу так поступить! — воскликнула Аманда.
— И все же придется. — На лице Питера появилось ласковое и вместе с тем серьезное выражение. — Я уже много раз говорил — верь мне и береги себя. Никогда не оставайся с ним наедине. Я буду вспоминать тебя, Аманда, каждую минуту, днем и ночью. И любовь моя никогда не ослабеет.
— Но как я узнаю, что тебе больше не угрожает опасность?
— Мне кажемся, — ответил Питер, — что у нашей любви есть крылья. Когда мы будем вдалеке, наши сердца всегда скажут нам правду друг о друге.
— Я буду любить тебя всю жизнь, — сказала Аманда.
На ее ресницах показались слезы, они блестели, как крошечные светлячки. Питер взглянул на девушку и опустился на одно колено, как тогда, в храме.
— Я боготворю тебя, Аманда, — сказал он, будто давая клятву. — А теперь возвращайся. Иди и не оглядывайся до самого храма. Обещай мне, Аманда.
— Хорошо, — сказала она, зная, что он ждет от нее именно этого ответа.
— Когда придешь туда, — продолжал он, — убери все, чтобы солдаты ничего не заподозрили. Унеси еду, проверь, чтобы в камине не теплился огонь, потом беги домой и ложись спать. А утром, если тебя будут спрашивать, отвечай, что ты ничего не знаешь. Запомни, Аманда: ты ничего не знаешь.
— Да, я ничего не знаю, — сквозь слезы послушно повторила она.
— О, моя любимая… — голос его дрогнул. — Уходи сейчас же, иначе через секунду я не ручаюсь за себя, и, когда наступит рассвет, солдаты найдут нас на этом самом месте в объятиях друг друга.
Только сейчас Аманда поняла, что он с трудом сдерживается и страстно желает ее. Она любила его и знала — то, о чем Питер просит, нужно сделать ради них обоих. Аманда повернулась и побежала, не проронив больше ни слова.
Ей очень хотелось обернуться и еще раз взглянуть на него, такого гордого, красивого. Но она дала слово и не могла его нарушить. Дойдя до храма, Аманда обернулась, но сквозь густые ветки кустарника ничего не было видно.
На мгновение ее охватило такое отчаяние, что хотелось броситься на кушетку, на которой он еще недавно лежал, и разрыдаться. Нет, она должна помочь ему, и Аманда принялась за дело.
Прибрала в комнате, затушила огонь и, взяв корзинку со стола, вышла из храма, прикрыв за собой дверь. У нее было горькое чувство, что она навсегда прощается со своей тайной любовью и счастьем, наполнявшим ее все это время.
«Верь мне», — слышался ей голос Питера.
Аманда решительно повернулась спиной к храму и помчалась по темному саду к дому. Когда же добралась до своей комнаты, горе с новой силой охватило ее, и она наконец дала волю слезам.
Рыдания изнурили ее, вскоре Аманда забылась тяжелым сном без сновидений, от которого очнулась, заслышав, как ей показалось, цокот копыт. Девушка села в постели и прислушалась, но больше не было ни звука, и через некоторое время, успокоившись, крепко заснула.
Проснулась она оттого, что распахнулась дверь и в комнату влетела Генриетта.
— Вставай, Аманда! — закричала сестра. — Ну ты сегодня и соня!
— Что случилось? Который час?
— Почти одиннадцать! Мама не велела будить тебя рано, но приехал лорд Ревенскар. Он хочет тебя видеть.
— Одиннадцать часов? — изумилась Аманда.
Неужели она спала так долго, когда Питеру угрожала опасность и с ним могло случиться все что угодно?
Генриетта между тем продолжала трещать точно сорока:
— Посмотри, какой чудесный день. Я принесла тебе чашку молока: мама сказала, что ты вряд ли что-либо еще захочешь.
— Молока вполне достаточно. Спасибо тебе, Генриетта.
Она удобно села в подушки и взяла чашку, а Генриетта забралась к ней на кровать и уселась, обхватив руками колени, — за эту привычку ее постоянно ругали.