Выбрать главу

— О да, конечно, — торопливо пробормотала Аста. —Я просто думала, как у… чужаков. Мы их так редко видим.

Старейшая из женщин подошла к ней и сердито посмотрела, повторив жест с вуалью; предводитель мужчин тоже подошел.

— Лоррил! — резко прервал он их разговор. Потом мягче добавил: — Женщины принадлежат фальконерам. — Это было уже предупреждение.

Воины принялись разгружать и заносить в один из полуразрушенных домов мешки с зерном и сушеными фруктами, а также металлические инструменты, какими могли пожертвовать. Они восстановили дома, огородные участки и все остальное, как в предыдущем году сделали фальконеры. Они натаскали камней для печей в домах и даже поставили вокруг домов изгороди. Их было двенадцать человек, но работали они, как двадцать женщин, и все, что оставалось делать женщинам, — это только готовить еду.

Ночью воины спали в своих спальных мешках в стороне от дома, в котором разместились женщины, но как-то в сумерках один из них подошел к хижине Ароны. При этом он озирался, как вор. Она почти не поняла его слов, но голос его звучал как-то странно. И тут он попытался обойтись с ней, как это делал Осеберг, Но грубо, словно фальконер. Сопротивляться воину, кричать — это смерть. Но ведь эти воины не фальконеры, а она не хочет иметь ребенка. Пытаясь высвободиться, она закричала, начала упираться ногами.

В хижину вбежали трое представителей чужаков. Бросив всего один взгляд на происходящее, первый из них ударил напавшего на Арону кулаком под подбородок, а другой рукой попал в живот. Тот со стоном упал, а предводитель холодно сказал:

— Я тебя предупреждал, Харок, что эти женщины принадлежат фальконерам! Пять плетей. — Остальные двое вытащили Харока. Предводитель поклонился Ароне, как это делал Эгил. — Прошу принять мои искренние извинения, миледи. Этого человека строго накажут.

Арона слышала, как он, выходя из дома, про себя буркнул:

— Если фальконеры об этом узнают, Харок мертв — и я вместе с ним.

Если фальконеры услышат, будет мертва Арона и все остальные женщины. Но девушке почему-то не хотелось об этом говорить кому-либо.

— Мне нравятся эти чужаки, — задумчиво произнесла Аста, дочь Леннис.

— У них совсем другие обычаи, — прошептала Марра, дочь Аннет. — Один просил меня зачать дочь, но их старейший отругал его.

— Они не такие, как фальконеры, — согласилась третья женщина. — И не такие, как женщины. Кто может понять эти странные существа?

Аста подняла голову, потом быстро опустила.

Эгил выпрямился и вытер лоб. Последние упавшие деревья убраны с полей и аккуратно сложены в стороне. Там несколько сильных молодых женщин рубили их на дрова. А это что за шум? Выкрики и аплодисменты. Это женщины, собравшиеся вокруг, приветствуют двух молодых людей. Среди них и Арона, вернувшаяся с тропы, она тоже это слышит! И Аста, дочь Леннис, которая смотрит на него с откровенным восторгом. Сердце Эгила забилось.

Он никогда не думал, что тяжелая работа будет ему нравится больше учения, но госпожа Бирка больше ничему его не учит. Немного о погоде, немного о растениях и животных, другие сказки старых бабок, как будто он собирается стать травницей. Еще беседа о мужчинах и женщинах, во время которой он краснел. Да к тому же все только о женских делах. Неприлично до такой степени, что поверить трудно. А ему хочется учиться писать и считать. Если это доступно женщинам, он тоже сможет!

Новая нанимательница Осеберга подошла и сердечно хлопнула его по спине.

— Хорошая работа, девушка! — прогудела она и улыбнулась им обоим. Потом села на ближайшее бревно и вздохнула.

— Надеюсь, группа с тропы принесла немного металла, чтобы выковать из него инструменты.

— А железный котел может пригодиться? — невинно поинтересовалась Лойз, дочь Аннет. Раньше в большом котле росли цветы у ее крыльца. Теперь в торопливо очищенном от земли котле хранилось то, что она и ее дочери спасли от уничтожения.

У Эгила обвис рот.

— Котел моей матери! — воскликнул он.

Лойз посмотрела на него и фыркнула. У нее было грязное лицо, одежда тоже грязная и рваная. Брюки на ней, промокшие и грязные с ног до подола платья. Но держала она себя, как жена мэра Кедровой Вершины.

— Котел мой, я его честно выменяла, — укоризненно проговорила она. — Я дала твоим матери и сестрам приют, когда им некуда было идти, в обмен они предложили мне котел.

Нориэль пристально посмотрела на Эгила.

— Отвечай быстрее. Правда ли, что твоя мать слабоумная, как утверждает повсюду Лойз?

Эгил поднял топор, опустил его, распрямился, стройный и высокий.

— Моя мать, — очень серьезно ответил он, — полностью владеет своим рассудком и имеет немало способностей. Она пришла сюда, не зная ваших… обычаев и вашего языка. Но в нормальных обстоятельствах ей эти знания и не нужны. — Он говорил на ломаном языке деревни, но чем дальше, тем все лучше, а если не знал какого-нибудь слова, вставлял свое. Лойз нахмурилась, Нориэль тоже.

— Она не слабоумная, — повторил на их языке Эгил. — Она просто не знает ваш образ жизни и язык. — Он хотел сказать: «Да и зачем ей это?», но понимал, что это говорит его гордость. И такими словами он повредит матери. Поэтому он только сказал: — Я бы хотел передать это дело… — он поискал нужное слово… — передать тому, кто… — попробовал он снова.

— Судье, — подсказала Нориэль. Потом дала определение: — Это та, кто решает, что правильно, а что нет. — Эгил благодарно кивнул. Нориэль нахмурилась. — Старейшая Метчильд умерла в Ночь Бури. Но я думаю, ты прав. Этим должен заняться совет старейших. — Она поискала глазами ближайшую девочку и попросила: —Леатрис! Отыщи и приведи к нам пришелицу Элизабет. Мы должны поговорить с ней. — Потом повернулась и сказала, явно давая понять, что разговор окончен: — Спасибо, девушка.

Новая старейшая, Раула, дочь Милены, стряхнула грязь с юбки, достала изношенное веретено из кармана и подняла его, требуя тишины. Элизабет, дочь Сигера, и Лойз, дочь Аннет, встали со своих мест и подошли к торопливо собранным старейшим, не глядя друг на друга. Старейшие долго разговаривали с обеими женщинами, потом подозвали всех остальных, кроме человека, которого это тоже касалось, — Эгила, сына Лизы. Эгил сидел рядом с Ароной на камне, глядя, как она делает записи на глиняной табличке, обитой деревом. Ее отыскали в развалинах и торопливо починили.

— Дело о котле, — объявила старейшая после долгих переговоров. — Мы установили, что он принадлежит Элизабет, дочери Сигер, которая передала его Лойз, дочери Аннет, за еду и убежище. Три женщины подтвердили, что такой обмен был сделан по предложению Лойз, дочери Аннет, и что Элизабет, дочь Сигер, согласилась, потому что считала, что у нее не было выбора. Семь человек подтвердили, что Элизабет, дочь Сигер, не представляла себе истинной ценности котла.

— Да она слабоумная, бедняга, — упрямо настаивала Лойз, дочь Аннет.

Старейшая набросилась на нее, как кошка на кролика.

— Если Элизабет, дочь Сигер, не обладает здравым рассудком, всякая торговля с ней нечестная и потому незаконная. А что ты скажешь, Элизабет, дочь Сигер?

Пришелица покраснела.

— Это правда, я плохо говорю на вашем языке. Но госпожа Лойз на моем вообще не говорит. И я скажу, — она перешла на родной язык, — что если из-за этого считать человека полоумным, то Лойз, дочь Аннет, совсем спятила, потому что я кое-как ее понимаю, а она меня нет. Но дело не в этом. Дело в ценности котла, который у вас ценится гораздо выше, чем в моей родной деревне, потому что мы торговали со многими районами, а вы не торгуете. Я этого не знала: нельзя все узнать в незнакомом месте за несколько дней!

— Говори так, чтобы мы могли понять! — послышались крики из толпы. — Говори по-нашему!

Волшебница незаметно присоединилась к собравшимся и негромко переводила для старейших, которые не встречались с чужаками. Когда Элизабет замолчала, волшебница подняла руку и заговорила:

— Я думаю, добрые женщины, что многие наши споры возникают из-за языкового барьера, потому что в зрелом возрасте трудно изучить чужой язык.

— Обмен был честный, — упрямилась Лойз, дочь Аннет. — Она отдала котел, который мало что значил для нее, за свою жизнь и жизнь своих детей, которые значат для нее гораздо больше. Что здесь нечестного?