Выбрать главу

Два дня спустя она пришла ко мне с горящими торжеством глазами.

— Получилось! Арона позволила мне изучать ее сокровища, если я пообещаю, что буду делать это только сама. Так что я должна на время исчезнуть в женском мире, а тем временем у тебя появится возможность понять, чего я стою. Ведь меня не будет рядом.

Она улыбнулась, приложила два пальца к своим губам, потом к моим. И исчезла, оставив после себя аромат полдня-и-полночи.

Глава первая. Ученая женщина из Лормта

Одинокий всадник спускался к горной долине, его темный плащ и капюшон сливались с рыжеватой шерстью мула — еще одна тень на красновато-коричневом склоне. Изношенные кожаные седельные сумки едва вмешали немногие необходимые мелочи и смену одежды; четыре длинных кожаных цилиндра, прикрепленные к седлу, создавали впечатление, что всадник — лучник или вестник.

Помощница ученых, охранявшая вход в Лормт, узнала в цилиндрах футляры для хранения рукописей. Однако седло на муле, хотя и изношенное и поблекшее, настоящее произведение искусства — подлинная работа Джомми, сына Эйны, если догадка Нолар верна. Стройный невысокий всадник в брюках, спешившийся у ворот и оглядывавшийся по сторонам, оказался однако не крестьянским парнем, а молодой женщиной с острыми чертами лица фальконера.

Все тело Нолар задрожало от страха и гнева: приемная мать из народа фальконеров презирала и ненавидела ее за изуродованное родимым пятном лицо. Но эта женщина только облегченно взглянула на Нолар и произнесла:

— Добрый день, сестра. Я Арона, дочь Бетиас, из деревни Риверэдж. Могу я увидеться с ученым? Но если возможно, не с он-ученым.

— Меня зовут Нолар, из рода Мерони, — озадаченно ответила молодая ученица. Она мысленно перечисляла ученых женщин. Госпожа Рианна всегда доброжелательно встречала девушек, но она стара и просто дремлет на солнце. Нолар знала нескольких учениц, были также женщины немного постарше. Оставалось только одно имя; Нолар, вздохнув, крикнула и появился мальчик.

— Посетительница к ученой леди Нарет, если та согласна, — объяснила ему Нолар.

Мальчик откровенно уставился на Арону и спросил:

— Женщина-фальконер?

— Была, — отрезала Арона. — Прежние дни ушли навсегда. Я больше не хочу их возвращения. — Она обращалась непосредственно к Нолар, как бы забыв о существовании мальчика. — И я не хочу, чтобы наша история была утрачена из-за рарилха .

Нолар удивленно повернулась к ней, Арона слегка улыбнулась.

— Сознательный отказ от записей или искажение их. У он-писца странное представление о том, что важно, а что нет. — Она посмотрела Нолар в глаза и спросила напрямик: — Ты боишься меня? Почему ты смотришь на меня так мрачно?

Нолар покраснела.

— Прошу прощения, леди. Я… мой отец женился на женщине из вашего народа. Она…

Брови Ароны поднялись.

— Могу я узнать ее имя и клан? — полюбопытствовала она и затем задала еще несколько вопросов. Услышав ответ, женщина-фальконер присвистнула. — Тетка Леннис-мельничихи! Весь этот род славится грубостью и высокомерием. А мой род известен гордостью и порывистостью; репутация Мари Ангхард известна даже чужакам.

Теперь присвистнула Нолар.

— Ангхард? Та самая, которая нянчила трех детей волшебницы?

Теперь Арона улыбнулась шире, и все ее лицо просветлело.

— Она самая. — Девушка достала из седельной сумки тряпку и гребень и принялась расчесывать мула, в то же время взглядом отыскивая воду. Мул уже щипал чахлую траву у ворот. Потом Арона снова рассмеялась. — Однажды мой двоюродный брат Джомми назвал своего мула моим именем. Потому что я бываю порой очень упрямой. Он думал, что я этого не узнаю.

Девушки дружелюбно болтали, пока не вернулся мальчик.

— Иди за мной, госпожа Арона, — произнес он. Она пошла за ним, ведя за собой мула. Отвела на конюшню .и оставила там его тем, кто заботится в Лормте о животных.

Ученая леди Нарет была пожилой женщиной с пыльно-каштановыми волосами и пронзительными серыми глазами.

— Садись, моя девочка, — пропела она, указав на вино на столике сбоку. Арона с благодарностью отхлебнула его. — Я поняла так, что у тебя есть для меня несколько свитков. Ты знаешь, что в них?

Обиженная, Арона холодно буркнула:

— Я сама написала и скопировала большинство из них. Я была писцом в нашей деревне, пока старейшие не решили отдать это место парню из беженцев, чтобы сохранить мир. Мы из деревни фальконеров у реки под утесом, а это рассказ о нашей жизни.

Нарет рассматривала Арону, потом протянула ухоженную руку к свитку. Развернула его, нахмурилась и проворчала:

— Тут нет ничего о жизни в Гнезде и вообще о фальконерах, но ведь ты их крови. Конечно, они держат своих женщин далеко от себя.

По-настоящему рассердившись, Арона выпалила:

— Хвала Богине, что мы их очень редко видим. Это рассказ о нашей жизни, а не их. У наших женщин своя жизнь, и родичи, и песни, и предания, и большая история. И очень мало того, что считают важным мужчины: войн и сражений. Вот почему я предпочитаю не разговаривать с он-ученым.

Глаза Нарет холодно блеснули на бесстрастном бледном лице.

— Успокойся! И скажи, какая особая мудрость в этих свитках оправдывает твое нелегкое путешествие в Лормт. Видишь ли, нас не интересуют рассказы о том, какая именно фальконерская женщина родила фальконеру сына, или сколько зерна было дано каждой женщине после уборки урожая, или кто кому вырвал волосы за внимание мужчины или за лишние ленты.

Губы Ароны теперь побелели, а ее глаза сверкали. Напряженным голосом она сказала:

— Мы никому из мужчин не рожаем сыновей. Мы рожаем детей себе, а мальчиков крадут у нас, как только они начинают ходить. Или даже раньше. Мы ничего не отдаем. Все, что мы имеем или имели, создано нашими собственными руками и разумом. И мы видим, как многое из созданного нами время от времени гибнет, когда фальконеры в своем безумии появляются у нас.

Она задрала подбородок, и гордо произнесла:

— Наши предания уходят за двадцать поколений, до самого Дальнего Берега, на котором мы процветали и были королевами. Только вторжение вооруженных мужчин в огромном количестве положило конец той жизни. Оказавшись в чужой земле, одинокие, когда наши собственные мужчины выступили против нас и обвинили в своих военных неудачах, мы строили новую жизнь, выживали, терпели и снова пришли к процветанию. Но я вижу, что даже Лормту это неинтересно! Прошу прощения, служанка ученых. Мне следовало бы догадаться. — И к своему полному ужасу, девушка-фальконер разразилась слезами.

Леди Нарет, готовая выгнать девушку за ее беспримерную грубость, однако, не сделала этого. За ее равнодушной внешностью скрывался ум ученого, логичный, бесстрастный, отвлеченный.

— Ты переутомилась и перевозбудилась, — проговорила она по-прежнему отчужденно. — Я прощаю тебе плохое поведение. Можешь жить гостьей в крыле, где живут наши девушки и женщины-ученые. Еда в столовой. Я прочту твои свитки и сама определю их ценность, а потом снова встречусь с тобой. Предупреждаю: больше никаких истерик в моем присутствии. Мы здесь прежде всего ученые, а не женщины.

Арона посмотрела на нее. Леди Нарет коротко кивнула.

— Спасибо, моя девочка. Можешь идти.

Арона отправилась на поиски своей комнаты и столовой, а леди Нарет с сожалением подумала о своей учительнице ученой Рианне. Рианна принимала к себе под крыло всех бродячих девчонок, но не как мать. Она старалась сделать из них молодую версию самой себя. Она защищала их и очень горевала, когда они, подобно Нарет, уходили от нее, чтобы учиться у других ученых и заниматься рукописями.

Все ученики Нарет были юноши. Она презирала девушек. Большинство из них слабые, тупые, покорные и застенчивые. Или слишком резкие и грубые, вечно в истерике из-за каких-то воображаемых оскорблений. И ежегодно кто-то из этих нерях осмеливался обвинить своего учителя в непристойных приставаниях. Таких приходилось возвращать в их общины.

Ясно, что они с Ароной будут ссориться ежедневно, пока женщина-фальконер остается в Лормте. Однако долг перед общиной заставил Нарет прочесть свитки. Сверху лежало письмо — к ней, хотя ее имени там не было, — от Ароны. Почерк красивый и четкий. Заинтересовавшись, Нарет начала читать.