Пещера, казалось, засмеялась — сухим смешком — и направила девушку в боковое ответвление, чтобы она могла удовлетворить свои телесные нужды, умыться и напиться из чистого искусственного источника. Вода оказалась удивительно вкусной. «К несчастью, мой запас человеческой пищи весьма ограничен, — послышался голос, — Война, Которая Закрыла Восток, истощила мои возможности. Эта нынешняя война кажется немного менее разрушительной. — Пещера вздохнула. — Войны с низкой техникой всегда таковы — из-за эпидемий и голода».
— Кто или что ты? — вслух спросила Арона.
«Убежище». — Пещера отвечала мыслью. Потом слегка изменяя напряженность освещения, отвела девушку к матрацу, с которого поднималось страшно отвратительное существо. Низкорослое и плотное, со свисающей кожей. На существе что-то вроде упряжи и больше ничего. Внутренности Ароны перевернулись.
Существо пристально смотрело на нее огромными, желтыми, далеко расставленными глазами. Шевельнулся широкий безгубый рот, хотя смысл слов передавала пещера.
«Здравствуй. Я Кракот, некогда хранительница записей Гриммерсдейла».
Гриммерсдейл! Дочери Ганноры рассказывали о жабьем народе, а теперь Арона смотрит на одну из таких жаб. Стараясь отогнать вкус горечи, она протянула руку.
— Почтенная госпожа Жаба, меня зовут Арона, я была хранительницей записей в деревне Риверэдж.
Кракот поморгала, при этом сходились ее верхнее и нижнее веки.
«Добро пожаловать, женщина-обезьяна».
— Женщина-обезьяна! — Страх Ароны сменился гневом.
«Ты ведь назвала меня госпожой Жабой», — заметила Кракот.
Арона поняла, что должна воспринимать ее как разумное существо, как человека. А почему бы и нет? Женщина-жаба разговаривает, больше того, у нее та же профессия, что у Ароны.
— Прошу прощения, — сумела она пробормотать. — Это единственное имя, под которым мне был известен ваш народ.
Конечно, если у них есть такая привычная вещь, как записи, должно быть еще много обычного и близкого. «Обезьянолюди», — подумала Арона и неожиданно рассмеялась. Она представила себе своих родственников и соседей в шерсти, с выступающими вперед рылами и маленькими хвостиками. Одновременно увидела она жаб, пасущих овец… Интересно, а кто у жаб вместо овец? Увидела, как они работают на огородах, увидела матерей жаб и детей жаб…
Кракот усмехнулась.
«Это образ жизни млекопитающих, — заметила она. — Наши головастики сами заботятся о себе, пока не достигают возраста речи и цивилизованных поступков. Тогда мы, взрослые, делаем среди них свой выбор и отводим в свои дома как слуг. Потом, когда они станут взрослыми и остепенятся, они могут завести собственный дом».
Вспоминая некоторых женщин в своей деревне, Арона произнесла:
— И наверно, некоторые из них сохраняют послушность и заботятся о своих приемных родителях в старости.
Кракот печально ответила:
«Ты права! Все взрослые стараются добиться этого. Но у нас есть традиция: молодежь, достигая определенного возраста, восстает, часто применяя насилие, против взрослых и всего, что они представляют. И так продолжается около года. Потом молодежь поступает в армию и служит там два года. А после отставки занимает свое место среди взрослых, и цикл начинается снова. Чем я могу быть полезна?»
Арона решила, что обряд посвящения у жаб недоступен человеческому пониманию, и отказалась от его обдумывания.
— Я потеряла дорогу в Лормт, и меня преследовали разбойники. Необходимость загнала меня сюда. Пещера сказала мне, чтобы я обратилась к тебе. Не знаю сможешь ли ты провести меня мимо разбойников и вывести на дорогу.
«А что ты предложишь мне в обмен на мою помощь?» — оживленно поинтересовалась Кракот.
— А чего ты хочешь? — практично, как опытный торговец, ответила Арона.
Кракот немного подумала, потом как будто приняла решение.
«Снаружи люди по-прежнему так же подозрительны к необезьяньим формам жизни, как в наше время?»
Арона обдумала ее вопрос.
— Обычные люди — да. Не могу ничего сказать об ученых. Во многих сказках о твоем народе рассказываются ужасные вещи.
«Мы взяли одного из ваших молодых взрослых для экспериментов, — сухо призналась Кракот. — Он был полон молодой энергии, как у всех млекопитающих. Гормвины решили проверить, нельзя ли кое-что изменить в его организме, чтобы установить мысленную связь между нашими народами. Никто из нас не ожидал, что эта… личность… будет вести себя с такой яростью и отчаянием, будет цепляться за свою форму головастика. И зачем? Чем ему была выгодна прежняя форма?»
Арона едва не рассмеялась и одновременно пришла в ужас. Кем бы ни были эти гормвины, они так плохо понимают людей, что их можно назвать почти невинными. А среди людей разве не совершаются такие деяния? Несомненно, совершаются.
Она подумала, что обычаи людей должны казаться жабам такими же странными, как обычаи жаб — людям. Этот урок хочет преподать ей госпожа Пещера? Пещера, казалось, усмехается, забавляясь.
— Ты хочешь понять людей?
«Если ты согласна помочь. В обмен я дам тебе ручное оружие и маску иллюзий. Оружие не убивает, если ты этого не хочешь. Оно лишает жертву сознания, и она приходит в себя с ужасной головной болью и болью во всем теле. Но постепенно все нормализуется. Такое оружие вполне способно защитить от нападения. Ваши люди не настольно образованы, чтобы разобрать это оружие и понять принцип его действия, иначе я бы не отдала его тебе. Но у меня есть и другие виды оружия».
— А что такое маска иллюзий?
«Она создает облик ужасного чудовища. — Кракот с минуту подумала. — Сейчас оно настроено так, что создает облик разбойника-человека. Я его перенастрою, чтобы оно производило мое лицо, но пугающее и ужасное». — Она сознательно скорчила гримасу, как ребенок, пытающийся испугать другого ребенка. Арона неожиданно поняла, что эта жаба — спокойная, хорошо воспитанная женщина, привыкшая к свиткам и книгам, в общем очень похожая на нее. Но люди, обезьяний народ, которые этого не знают, увидят ее совсем по-другому. Арона рассмеялась.
— Твоего обычного лица вполне достаточно, — заверила она. — Во второй раз взглянуть на него не захотят. Среди нас еще очень распространен страх перед чужаками.
Кракот рассмеялась — вернее, низко захрипела, это у нее служило смехом — и кивнула. Что-то изменила в приборе и передала его Ароне. По форме он напоминал подвеску или ожерелье.
«Не пользуйся часто, — предупредила Кракот. — Его энергия истощится за несколько лунных циклов. То же самое с оружием, но солнечный свет снова зарядит его, если подержать достаточно долго. Целый день».
Госпожа жаба удобно уселась на скамью, приспособленную для ее тела. Другая скамья — нормальная, для Ароны, — отделилась от стены напротив Кракот.
«Позволь мне прочесть твои свитки, — попросила Кракот, — этого будет достаточно».
Было уже поздно, и Арона проголодалась. Извинившись, она вернулась туда, где стоял мул. Ей стало жалко бедное животное. Испачкал ли мул пол пещеры, как обычно делают животные? Но мул стоял в металлическом стойле, выдвинувшемся из стены, как сиденье, жевал сено и пил воду из ниши в стене. Если это иллюзия, то совершенная. Пол чист.
Арона нашла свои седельные сумки и достала сверток, завернутый в ткань.
— Пещера! Кракот может есть мою еду? — спросила она.
«Попробуй», — предложила пещера. Арона отнесла сверток к сиденьям, а Кракот откуда-то достала похлебку с запахом рыбы. Они решили, что каждый лучше ограничится собственной пищей, и матрац вытянулся, давая место Ароне.
Ее охватила паника. Может быть, она тоже навсегда здесь останется? Лечь на матрац, уснуть и проснуться, возможно, через сто лет, когда ее разбудит какой-нибудь незнакомец.
— Пещера, — окликнула она. — Я хочу проспать только одну ночь. Когда солнце снаружи встанет, меня нужно разбудить.
«Поняла», — сухо и как будто слегка разочарованно ответила пещера.
Прошло три, четыре, пять дней. Кракот не только прочла свитки, но и просканировала их большим камнем, который кожаной лентой привязала к правой руке. Внутри камня дрожал собственный, словно живой, свет. Арона в свою очередь читала записи жабьего народа; эти записи и необычные рисунки проектировались на одну из стен пещеры. Конечно, на самом деле она не читала: пещера переводила ей.