Женщина склонилась к его телу, заплакала при виде множества кровавых ран, прижалась ухом к его рту, потом к груди, прислушиваясь. Дыхания не было. Она коснулась руками его шеи. Руки покрылись кровью. Под тяжелым грубым воротником куртки горло кузнеца было перерезано.
Теперь Хуана, как остальные, принялась вопить:
— О, Моргат, зачем ты отказал им? Я ведь говорила тебе: сделай, что они просят, и пусть уходят. Я тебе говорила!
Слезы текли по ее лицу, ей пришлось высморкаться в передник. Она снова пробилась через толпу к колодцу и без всякого «с вашего позволения» окунула край передника в ведро соседки. Потом вернулась к мужу с влажным передником, вымыла его, как могла. Но как прилично похоронить его, если нет мужчин, чтобы выкопать могилу? Хуана в отчаянии огляделась в поисках мужчин из своей родни, но увидела только сына Осеберга, которому весной исполнилось четырнадцать.
— Осеберг! — позвала она в нос. — Осеберг, иди сюда, немедленно! — Привыкший к повиновению, неуклюжий подросток протиснулся, как и она, сквозь толпу и встал рядом. Женщина тихо проговорила: — Мы должны похоронить твоего отца. — Он, с бледным лицом, кивнул. — Беги к дому и посмотри, не уцелела ли лопата. Если нет, поищи где-нибудь. Нет, сначала помоги мне перенести его на наш двор.
Мальчик глотнул и оглянулся в поисках помощи. Уловил взгляд Лизы, жены пекаря. Она тут же подошла к нему и спросила:
— Я могу помочь?
Хуана глубоко и облегченно вздохнула и обняла женщину.
— О, я так благодарна тебе за помощь, сестра. У тебя в доме сохранилась лопата? Жив ли твой муж? О да — Леатрис! — Она заговорила шепотом. — Леатрис прячется от солдат.
Лиза потрепала двоюродную сестру по плечу.
— Я пошлю за ней своих сыновей. — Услышав восклицание «о Боже!» Хуаны, она понимающе кивнула. — Пошлю Ханну с сестрой, — поправилась она. — Старшие мальчики нам понадобятся, чтобы копать могилы и восстанавливать дома.
Хуана в свою очередь потрепала ее по плечу, и втроем — две женщины и подросток — они перенесли тело отца мальчика на обгоревший двор Хуаны.
Вытерев пот со лба, Хуана сказала:
— Я не могу здесь оставаться. Осеберг еще слишком молод, чтобы работать у горна, он еще даже подмастерьем не был. Кто о нас позаботится? У нас здесь нет близких родичей.
— Что же ты будешь делать? — практично поинтересовалась Лиза.
— Попробую добраться до замужней сестры в Двойной долине, — мрачно ответила Хуана. Мысль о жизни на милости мужа сестры совсем не привлекала ее. Она молилась, чтобы тот оказался настолько милосерден, чтобы нашел занятие племяннику жены в единственном деле, которое знакомо мальчику. А она, хозяйка, станет работницей в доме другой женщины. Но она и ее дети не умрут с голоду, им не придется попрошайничать или заниматься проституцией, а здесь ей делать нечего.
После трех набегов за несколько последних месяцев не осталось мужчин, которые могли бы поддержать женщину, тем более в годах и с двумя детьми. Хуана тяжело вздохнула.
Лиза сочувственно кивнула и предложила:
— Давай немного отдохнем, а потом я попрошу других помочь. А когда похороним вместе Моргата и Харальда, поможем другим.
Хуана, которая думала только о своем горе, в ужасе торопливо воскликнула:
— О, Лиза, прости меня! Я не знала, что Харальда тоже убили.
— Он пытался защитить нас, — заплакала Лиза. Глаза ее потемнели от горя и гнева. Только теперь Хуана заметила порванное платье Лизы. Инстинктивно жена кузнеца попятилась. Если Лиза обесчещена, Хуана, оставаясь с ней, разделит ее позор, и тогда у нее не останется даже доброго имени. Тогда она действительно нищая.
Рот Лизы цинично дернулся, но она прошептала только:
— Будем хоронить? — И так как это надо было сделать прежде всего, женщины и мальчик принялись копать могилы.
После этого последнего набега мало что осталось от деревни. Обмотав руки тряпками, женщины и дети рылись в обгоревших развалинах и отбирали все полезное: железные горшки, несколько тарелок и другую посуду, кое-какое сельскохозяйственное оборудование. Хуана и Лиза поймали несколько кур, которые с криками разбежались при появлении разбойников. Леатрис накинула веревку на престарелого осла, принадлежавшего деревенскому священнику, которого девочка почему-то очень не любила.
«Ну, там, где он теперь, осел не понадобится», — подумала Хуана. Конечно, говорить этого Леатрис она не стала.
Потом небо неожиданно потемнело, земля под ногами задрожала, взревела и рыгнула, как огромный зверь, у которого несварение желудка.
— Бегите! — закричала Хуана, оставляя свои поиски. Она взвалила на плечи тяжелый мешок со спасенным добром и шлепнула сына по заду. Осеберг, сын кузнеца, негодующе посмотрев на мать, подобрал свой собственный большой мешок и проделал с сестрой то же, что мать с ним. За ними последовали Лиза и ее пятеро детей. Остальные лишившиеся мужей женщины побежали с детьми к лесу со скоростью, какую позволяла ноша. Подальше от развалин деревни. Отход был отнюдь не тихим. Скот кричал, дети плакали, птицы в клетках шумели, время от времени ржал мул или осел.
К счастью, преследователей не было, никто этого шума не услышал. Это было дело не людей, а богов.
Небольшая группа оборванных беженцев пробиралась меж деревьев и скал, по липкой грязи и скользкому мху, через колючие кустарники вверх по крутому склону, торопливо уходя от новой беды. Дети падали, их приходилось поднимать; матери часто шлепали их. Самые маленькие плакали от голода и страха. Слышались резкие голоса ссорящихся. Юбки женщин отяжелели от грязи и были изорваны колючками. В отчаянии призывала Элен, жена плотника:
— Ну, ну! Маленькие птички в своих гнездышках никогда не ссорятся!
— О, заткнись! — рявкнула на нее Гондрин, хозяйка пивной.
— Мы идем слишком долго, — сердито проворчала Лиза. Ее дети молча поднимались по холму. — Все смертельно устали.
Думая, кто мог назначить, вероятно, опозоренную двоюродную сестру деревенской жрицей, Хуана посмотрела на нее, но ничего не ответила.
В страхе и волнении они почти не заметили, как подъем закончился и начался спуск. Но когда увидели, что путь относительно свободен от кустарников и колючек, Леатрис, дочь кузнеца, первой заметила:
— Тропа, мама! Тропа! Интересно, куда она ведет.
— Тропа, тропа, — кричали усталые и самые неосторожные.
— Куда тропа? — недоверчиво произнесла Хуана. —Знаем ли мы, кто ее проложил? А что, если нас прогонят от дверей, как нищих?
— Как ты всегда и делала, — громко отозвалась хозяйка пивной.
— Может быть, тропа ведет к крепости врага, — со страхом предположила Элен, жена плотника.
— А может, к убежищу? — с надеждой отозвалась Леатрис. Все заговорили одновременно, и только изредка сквозь общий гул пробивался чей-нибудь голос. Наконец Хуана простонала:
— О, если бы с нами был хоть один мужчина! — Все сразу с ней согласились.
— Ну, мужчин нет, — подвела итог Лиза, — так что постараемся вести себя как самостоятельные женщины. Те, кто согласен идти дальше, соберитесь здесь, рядом со мной. Кто не согласен, решайте, что будете делать. Что касается меня, то я иду. Что бы нас там ни ожидало, все равно хуже одиночества и страшной ночи в лесу не будет. Конечно, если там не крепость с солдатами. Но мы можем послать кого-нибудь вперед на разведку. Эгил! — позвала она своего старшего сына.
— Конечно, мама, — уверенно откликнулся юноша.
Ему почти семнадцать, и он уже пытается отрастить усы.
— Решено, — жизнерадостно заключила Лиза. — Уже темнеет. Устроим лагерь здесь или пойдем дальше?
— Если заночуем здесь, — послышался дрожащий девичий голос, — нас растерзают дикие звери.
— Нет, если мы разожжем костер, — презрительно ответил Эгил, сын Варена.
— Но если мы разожжем костер, — разумно отозвалась пожилая женщина, — разве нас не заметят дикари?