«Слабоумная», — печально подумала Арона, видя, как Лиза согласно кивает. Хотя женщина сердито посмотрела на своего старшего. Ну, что ж! Лойз, дочь Аннет, известна своей добротой. Она живет между лесом и пещерами, хорошее место, много воды, и хорошо укрытое. Небо снова затянулось тучами.
— Пойдемте к госпоже Лойз, — решила Арона.
Наступило раннее ясное утро. Несколько сильных молодых девушек в брюках и куртках из козьих шкур, с копьями в руках, с тюками и веревками на спине, проходили мимо двери кузницы.
— Загон! — крикнула одна из них. — Мы идем за овцами. Приглашаются все желающие.
Нориэль подтолкнула Леатрис.
— Иди, — посоветовала она. — Твоя сестра работает за двоих, а ты никогда не бывала в загонах.
Хуана выпрямилась, открыв рот, и выпалила:
— Приличная нежная девушка, как моя Леатрис, Пойдет с этими девками в штанах? Одна? В открытое поле, где их никто не охраняет и не заботится о них? А что если они встретят чужих мужчин? Это неприлично. О чем думают их матери?
Леатрис переводила взгляд с матери на нанимательницу, а от нее на девушек. Нельга, дочь Олвит, крикнула из середины группы:
— Я тебе дам копье! У меня два! Прихвати с собой арфу, будешь петь для нас!
— Сейчас, — обрадовалась Леатрис. — Мама, ты ведь знаешь Нельгу. Все девушки идут!
— Да, все ходят по очереди, — вмешалась Нориэль, вытирая руки передником. — И ты не можешь навсегда привязать ее к своему переднику. Ты знаешь, что сочинительница песен Офелис хочет взять твою дочь в ученицы? Ты можешь гордиться дочерью, Хуана.
Леатрис, приняв это за разрешение, отдала свой передник матери и бросилась наверх с криком: «Спасибо!» И добавила, обращаясь к Хуане:
— Папа отпустил бы меня!
Этого Хуана не могла отрицать. Из-за этого у не часто болела душа, когда был жив Моргат. Хуана застонала. Ну почему они нашли убежище в деревне, где никто не понимает приличий и порядка? Хотя, приходилось ей признать, она не должна просить милостыню, не умирает от голода и не занимается проституцией!
Когда Арона возвращалась с фермы госпожи Лойз, небо затянули тяжелые грозовые тучи. С горы Часовых послышался крик голубки. Арона свернула с тропы, ведущей к Дому Записей, и пошла через лес на восток, в сторону от Соколиного утеса. Великолепный закат начал гаснуть. Дочери Ганноры, если приближаются именно они, должны будут заночевать. Может, одна или две из них погостят у Марис и Ароны! Девушка быстро шла по тропе, спеша поздороваться с гостьями.
Сердце ее упало, когда она увидела не привычные красновато-рыжие плащи тех, кто следует учению Доброй богини, а трех женщин в простых серебристо-серых платьях. Но все равно — ведь так мало незнакомых людей приходится видеть! Впрочем, сейчас их столько, сколько за всю жизнь не встретишь. Но эти-то зачем пришли сюда?
На глазах у Ароны одна из них взялась за нить у себя а шее и вытащила голубой камень. Камень светился внутренним светом в быстро темнеющем лесу. Женщина повернулась и посмотрела прямо на девушку, прятавшуюся среди деревьев. И на языке чужаков, но с легким акцентом спокойно заметила:
— Это не место для любопытных детей. Иди домой, девочка, ложись в постель и забудь, что видела нас.
Арона неожиданно обиделась. Она взрослая и намерена доказать это. Но язык и ноги ее не слушались.
— Да, госпожа, — покорно произнес ее язык, а сердце гневалось из-за этой покорности. Ноги медленно понесли ее к Дому Записей, вопреки ее желанию. Она пыталась освободиться от чужой власти, но тут же воспоминание о встрече начало расплываться, оно становилось все более смутным. Наконец Арона огляделась и увидела, что уже совсем стемнело. «Должно быть, я пробыла в доме Лойз дольше, чем собиралась», — подумала она и быстро и неслышно пошла в Дом Записей, в свою спальню.
На равнине к западу от деревни веселились девушки, гонялись друг за другом, кричали, играли с собаками, Леатрис, дочь Хуаны, чувствуя в мешковатых брюках голые ноги, тащилась за ними. Ветер раздувал ее волосы, но привычная юбка не облегала ноги.
— Пошли, копуша! — крикнула ей Нельга. — Так ты ни одной овцы не поймаешь!
Леатрис пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.
— Мама всегда заставляет меня ходить медленно, — ответила она, запыхавшись, но улыбаясь. — Прости!
Солнце жгло ее непокрытую голову, пот лился по незащищенному лицу, которое от этого чесалось. Леатрис вытерла его шейным платком и снова принялась догонять девушек. Они кричали друг другу, и она тоже попыталась крикнуть. Голос ее пронесся над холмами, и ей показалось, что его услышат аж на Соколином утесе! Леатрис представила, что ее слышит мать, и внутренне поморщилась. Леди не кричат! Приличная девушка всегда говорит негромко и вежливо.
— Черт побери! — громко вздохнула Леатрис.
Нельга подождала ее.
— Ты здорова? — забеспокоилась она. Леатрис кивнула, она снова начала задыхаться.
— Просто кое о чем подумала, — объяснила она. — О том, что сейчас дома.
Нельга протянула ей кожаный сосуд с водой.
— Попей. — И они снова побежали. Нельга вертела веревкой с петлей на конце, которой ловят отбившихся овец, и бросала на кусты и на все, что можно поймать. Она показала Леатрис, как это делать, но руки девушки еще должны были этому научиться. Они обе рассмеялись. — Пошли, погоняем овец, — предложила Нельга и показала, как свистом подзывать сторожевых собак. Леатрис была обрадована и поражена.
— Свистящие девушки и каркающие куры, — про себя процитировала она свою мать и вызывающе закончила: — Но им веселее, чем курам и девушкам из курятника!
К концу дня все устали, и, когда наконец развели костер и принялись поджаривать на прутьях вяленое мясо и хлеб, Нельга спросила:
— Слишком выбилась из сил для песни?
Леатрис прикусила губу.
— Я не знаю ваших песен, — призналась она. — Могу спеть свои. Но вы не поймете.
Старшая девушка сказала:
— Спой. Я переведу. Моя мать — торговец. — Леатрис узнала в ней внучку Элтеи, ткачихи. Только не могла вспомнить, как зовут эту девушку. Леатрис начала петь, чуть смущенно, старинную балладу о любви, побеждающей звездные расстояния. Внучка Элтеи негромко переводила, превратив любовь в дружбу, прерванную семейной ссорой. Леатрис, не слишком уверенная в своих знаниях нового языка, не стала поправлять.
Нельга усмехнулась.
— А не спеть ли нам «Четыре фальконера спустились с утеса»? — Остальные девушки с энтузиазмом согласились, и Нельга запела.
Леатрис слушала, вначале недоумевая, потом решив, что слух ее обманывает, потом шокированная и потрясенная так, что словами не выразишь. Она видела самцов животных на ферме, видела, как животные спариваются. Слышала, как парни хвастают и говорят совершенно немыслимые вещи. Но такое? С мамой был бы удар, если бы она узнала!
Но мама не услышит из этого ни слова, тетя Нориэль тоже, вообще никто из взрослых.
Внучка Элтеи подтолкнула Нельгу.
— Не думаю, чтобы она была посвящена, — прошептала она, когда песня кончилась.
— Должна быть, — возразила Нельга. — Она старше своей сестры, а Осеберг была посвящена — мне кажется. Во всяком случае она кое-что знает. Леатрис! Ты была посвящена?
— Посвящена? — неожиданно чего-то испугавшись, Леатрис переводила глаза с одной на другую. — Я девушка, — прошептала она дрожащим голосом. И незаметно положила руку на нож, который дала ей Дориэль.
— Это мы знаем, — ответила старшая девушка, Нидорис — Леатрис неожиданно вспомнила ее имя. — Но ты еще ребенок?
— У тебя были месячные? — пояснила Нельга.
— О да! Уже почти год! Мама все время приставала к отцу, чтобы он нашел мне мужа, прежде чем я стану старой девой, — ответила Леатрис, покраснев.
Поленья в костре трещали, одно раскололось. Нидорис пошевелила угли длинной палкой и подбросила дров.
— Но ты не была у жрицы и тебе не рассказывали то, что должна знать девушка, — заметила она. — Или была?