Нина Семушина
Настоящее волшебство, которое вдруг до краёв наполнило непонятной физики счастьем, длилось несколько минут. Сколько именно сказать сложно, потому что события развивались предельно медленно, раздельными кадрами, фрагментарно, словно при неполном обмороке, когда сознание и зрение не способны соединить подробности происходящего в общую картинку.
На самом деле объект интереса был практически статичен – хорошенькая рыжеволосая девчушка увлечённо щебетала о чём-то смешном с подругой за соседним столиком, только и всего. А Вадим отламывал по кусочку от фиолетового шарика мороженое и на автомате рассматривал посетителей. Сюда он зашёл в поисках прохлады. А ещё, чтобы подумать о профессиональных перспективах. В офисе что-то неуловимое, но важное ускользало от внимания. Отвлекали сама обстановка, вечная беготня и конкуренция.
Рыжеволосая хохотушка в белом приталенном сарафане с мелким цветочным рисунком сидела вполоборота к нему спиной, активно жестикулируя руками и телом.
Видно взгляд у Вадима был слишком пытливым, или девчонки оказались чересчур бдительны. Блондинка наклонилась к собеседнице, что-то шепнула, показав на него глазами. Рыженькая собеседница обернулась, выстрелила в него ироничной усмешкой и застыла, забыв при этом закрыть рот.
Вадик оказался упрямцем – глаз не отвёл, хотя желание спрятаться было, но смутился, что можно было понять по проступившему на лице румянцу. Проникающая в каждую клеточку тела нежность обволакивала его, разливалась вокруг искристым сиянием, сладко сводила судорогой сердечную мышцу; что-то несуразное, странное происходило в голове, исчезла вдруг потребность дышать и думать. Дуэль, интимный поединок, продолжался недолго. Девушка растерялась, первой потупила взор. Разговор прекратился. За соседним столом происходило нечто непонятное. По реакции блондинки можно было понять, что источник их молчаливого диалога – он.
– Обернись, – мысленно обратился Вадим к мирозданью с просьбой, – какие красивые у девочки глаза. В такие нельзя не влюбиться.
Он ещё не понял, что очарован скромным обаянием молодости, что разглядеть на таком расстоянии глаза немыслимо, а подсознание легко определило градус интереса, посылая в мозг потрясающие воображение видения, заставляющие сконцентрировать внимание и грезить.
Глаза юноши всматривались в созданный возбуждённым сознанием соблазнительный образ трепетной чаровницы, воспалённое зрение осваивалось с ярким свечением её романтического сияния, воспринимая размытыми пятнами кроме общего восторженного впечатления отдельные соблазнительные детали девушки-мечты, похожей на яркую вспышку грозовой молнии.
– Алёна, ты идёшь, – спросила, вставая из-за стола подружка.
– Немного посижу. Мама придёт домой часа через полтора.
– Нельзя упускать такой шанс, – подумал Вадим, дождался, пока невольная помеха возможному счастью скроется за дверью и подошёл.
– Мне показалось, – застенчиво прошептал Вадим, что вы рассказывали что-то интересное.
– Это личное. Нельзя быть таким любопытным.
– О чём мы могли бы поговорить? Я Вадим. Можно, присяду?
– Зачем?
– Неужели ещё не догадались, – неуверенно пытался юноша поймать мотивирующие аргументы, – хочу познакомиться.
– Почему?
– А вы, вы бы могли ответить на такой вопрос? Наверно потому, что…
– Пожалуйста, не надо, – сказала девочка, – я тоже чересчур впечатлительная. Если хотите – можем немного прогуляться. Просто так.
Девушка и стекло
Поздняя осень хозяйничала как на улице, так и в душе. Угрюмые холодные дни с нудной ледяной моросью, колючий промозглый ветер, голые ветви безжизненных дерев – всё заставляло зябнуть. Асфальт в бесформенных дырах от замороженных луж давил на нервы. Стремительно улетающие куда-то вдаль облака намекали на невозвратность. Смутно ноющая, невыразительная какая-то, сентиментально-плаксивая грусть, вгоняла в уныние, которое как ядро фурункула, невозможно выковырнуть.
Всё однажды кончается. Всё! Обиднее всего, что Светлана убеждена – это была любовь. Настоящая большая любовь. Вот именно – была. Тогда почему, почему любимый ушёл, громко хлопнув дверью?
Расстались они довольно давно: два месяца, десять дней и четырнадцать часов назад. Можно сказать, что с тех пор прошла целая вечность, наполненная немилосердными корчами души, наркотической ломкой в каждой клеточке безвольно размякшего тела. Душа безжизненна, возможно, уже мертва.