По сторонам дороги сквозь траву поблескивала вода. Там была трясина. Мы решили в нее и загнать всех обозников. Лобастов со своей четверкой поливал их густым пулеметным огнем. На дороге началась паника. Лошади вставали на дыбы, сбивая в трясину людей и повозки. Фашисты, не зная, куда деваться, прятались под повозки, те их давили. Многие, ища спасения от пуль, прыгали в болото и там тонули.
Едва Лобастов вышел из атаки, как начал ее я, ведя огонь из пушки и пулемета. За мной следовал Бродинский. На дороге все перемешалось. А мы непрерывно расстреливали обоз. Над ним в разных местах начали взлетать фонтаны дыма и огня. Это на повозках рвались боеприпасы. Взрывы учащались, и теперь немцы десятками прыгали в болото...
Когда весь обоз был разгромлен, мы прекратили огонь и уже собрались возвращаться на свой аэродром, как вдруг на горизонте показалось шесть «мессеров». Их, очевидно, вызвали по радио обозники. Но вражеские машины пришли с опозданием.
Я ждал, что прикажет Лобастов, который в это время был уже командиром нашей эскадрильи. У нас кончились боеприпасы, удирать же от врага, когда мы один на один, было просто стыдно. Лобастов правильно оценил состояние немцев — ведь они не знают, что имеется в наших патронных ящиках, — и смело ринулся в бой. По приказу Лобастова мы пошли навстречу фашистам, и те, даже не пытаясь вступить в бой, повернули назад.
— Хоть фрицы на сей раз и удрали, как зайцы, все же нам надо всегда иметь в запасе снаряды и патроны, — сказал Лобастов, когда мы приземлились. — Не всегда наша атака без боеприпасов может окончиться благополучно.
После этого мы уже никогда не оставались без патронов и снарядов, какой бы жаркий бой ни вели.
Счет мести растет
Счет моей мести за гибель Саши растет. Шесть фашистских самолетов лежат ржавеющими обломками в пинских болотах. Вот об этом я и пишу письмо на родину, на далекий Амур. Я рассказываю, что из этих шести самолетов — четыре истребителя «Фокке-Вульф-190», машины того типа, к которому принадлежал самолет, подбивший Сашу, две «рамы» («Фокке-Вульф-189») — фашистские разведчики...
Но этот счет для меня очень мал. Я должен драться и за себя и за Сашу, а ведь он тоже сбил бы не один самолет за это время. И я делаю приписку в письме: «Буду громить фашистов еще сильнее!» Письмо закончено. Во сколько же дней оно пройдет путь до Хабаровска? Я смотрю на свежий номер армейской газеты. Сегодня 3 июня 1944 года. Вернее, уже наступило четвертое число. Товарищи спят. Пора и мне отдыхать — с утра начнется напряженная боевая работа, ибо на фронте идет усиленная подготовка к наступлению.
Утром вылетаем в сторону городов Пинска и Кобрина с Витей Бродинским. Задача у нас чисто разведочная — просмотреть линии железных дорог, выяснить характер фашистских эшелонов. Мотор работает ровно. Видимость хорошая — высокая облачность нам не мешает. В боевых делах, в постоянном напряжении немного затянулась глубокая рана в душе, вызванная гибелью брата.
Моя рука еще крепче сжимает ручку управления. Курс держу на Кобрин, который находится примерно в ста километрах за линией фронта. Скоро мы пойдем над территорией, занятой врагом.
Но мы не успели перелететь передний край. Совершенно неожиданно из облаков появился «Хейнкель-111» — тяжелый бомбардировщик. Его черное акулообразное тело с хищным клювом, с поблескивающей, как огромный холодный глаз, застекленной кабиной медленно плыло над нашей землей. Самолет высматривал цель для бомбежки. Черные кресты на фюзеляже и крыльях, казалось, бросали на мою землю такую же зловещую черную тень.
Я находился выше него. Сделал разворот, бросился вниз, под бомбардировщик, и под небольшим углом пошел в атаку. Прямо на меня из брюха самолета смотрела пушка. Она была готова выплюнуть огонь. Но я опередил фашиста и послал в него заряд из пушки и пулемета, а сам поспешно вывел самолет влево и вверх для повторного захода в атаку.
«Хейнкель» стал падать на правый мотор, который охватило пламя. Я снова атакую и бью по фашисту слева. Бомбардировщик пошел к земле быстрее. За ним потянулась широкая, медленно рассыпающаяся в воздухе полоса дыма.
Мы с Бродинским, который во время моей схватки с фашистом находился над нами, охраняя меня от воздушного нападения вражеских истребителей, пошли за «хейнкелем». Все время теряя высоту, тяжелая машина скользила над болотами, серебристо поблескивающими водой; вот она уже почти плюхнулась и поползла по болоту, оставляя за собой широкий и глубокий след примятой травы. Оказавшись над фашистом, мы пошли на штурмовку. Наши пули и снаряды ложились точно в цель, и вот через минуту самолет врага охватило высокое пламя. Мы стали уходить. За нами поднялся огненный столб — вражеский самолет взорвался.