А потом она увидела как-то раз сквозь ресницы, что синеволосый наблюдает за ней, и, улучив момент, набросилась на него, опрокинув на спину. Их, правда, потом едва не застал дядя Витя, которому Келле в поездке хотелось пересчитать все кости, включая позвонки, однако все обошлось хорошо.
Келла внимательно разглядывал лицо спящей Королевы. Его взгляд остановился на полуоткрытых губах, и вдруг голову его посетила шальная мысль, что весело было бы засунуть туда сигарету.
«Ты рехнулся? Какая сигарета?» – спросил он сам у себя. И вдруг, против своей же воли, попытался дотронуться ее губ большим пальцем.
Девушка резко распахнула глаза, и Келла шарахнулся. Встал на ноги и спросил недовольно:
– Зачем пришла?
Нина сцепила зубы и тоже поднялась на ноги, не понимая, как так получилось, что она заснула.
– Разговор есть, – тихо сказала девушка, глядя на синеволосого.
– Что надо? – делано презрительно спросил он.
– Деньги, – еще тише произнесла Нина, но взгляд не отпустила. – Мне нужны деньги. Ефим, – назвала она вдруг его по имени, заставив сглотнуть, – пожалуйста, женись на мне. Иначе Эльза не оставит мне наследство, – каждое слово давалось ей тяжело, и потому голос ее был глухим и безжизненным.
– А вежливое слово? – сдвинул брови к переносице парень.
– Пожалуйста, – добавила Нина почти шепотом.
Келла рассмеялся: зло, негромко, с горечью.
Опять бабло! А уж он-то подумал! Придурок!
Нинка же терпеливо ждала, пока он просмеется.
– Проваливай, – сказал он с отвращением, замолчав резко.
– Нет, – упрямо мотнула головой девушка. Сейчас она не была похожа на светскую львицу в дорогих нарядах и с безупречной прической. Обычная девчонка.
Только красивая. И глаза какие-то стеклянные.
– Проваливай, я сказал.
– Нет. Ефим, Эльза даст мне деньги, если увидит наше свидетельство о браке, – нина старалась говорить спокойно, так, чтобы в голосе ее не звучала мольба, и это давалось ей до ужаса тяжело. – Мне нужны деньги.
– По вене их пускать собралась?
– Ефим.
– Проваливай, – и бровью не повел синеволосый и развернулся.
Нина схватила его за руку – пальцы у нее были холодными, но цепкими. И он не сразу смог выдернуть из них ладонь. А, может, не хотел?
– Уходи, Журавль, – сказал Келла, не поворачиваясь. – Ты мне не нужна. И твоя свадьба, и тетка. И деньги.
И он направился к квартире. Но даже ключ не успел вставить в замочную скважину, как вдруг Нина подбежала и обняла его за плечи, прижимаясь к спине. Она и сама не поняла, что за странному порыву поддалась.
– Помоги, – сказала девушка едва слышно, закрыв глаза и прижавшись к Келле щекой. Ее охватило вдруг странное, полузабытое чувство, которое она прятала в себе, потому как любовь, нежность и прочие розовые сопли казались ей слабостями.
А она не должна была быть слабой.
Она – сильная. Независимая. Гордая.
А, нет, гордость разбилась вместе с зеркалом в комнате… Валяется среди окровавленных осколков.
Обнимать его было болезненно приятным наслаждением. И все злые слова вдруг пропали, оставив в голове пустоту.
Келла, почувствовав тепло ее тела, застыл, как изваяние, не веря, что Королева обняла его. Только его наполнило вдруг совершенно иное чувство: тоска, беспросветная, безудержная, бесконечная.
Два огня: холодный и горячий столкнулись, наконец, заискрили, плавя осколки гордости, которые тотчас стали дымиться.
Келла, задрав голову, зажмурился вдруг, сцепив зубы. И каждая жила на его шее натянулась – он пытался сдержать крик.
Как можно любить до такой степени, что начинаешь ненавидеть?
Как можно ненавидеть так, что готов убивать из-за этих гребаных чувств?
Но почему, почему он должен любить, а она – позволять ему это делать? Опять манипулирует, пытается заставить идти и на поводу, сделать то, что хочет, не считаясь ни с чьими больше чувствами, кроме своих! Да ей плевать на него! Он – лишь средство достижения ее цели.
«Не позволю», – рыкнул внутренний голос.
И Келла, на которого накатила волна праведного глухого гнева, схватил Нину за руку, лежащую на его плече – с силой сжав ладонь – и развернувшись, оттолкнул девушку. Не со всей силой, разумеется, но она едва удержалась на ногах.
– Не смей меня трогать! – крикнул он, ничуть не заботясь о том, что уже ночь и соседи давно спят. Ему было все равно.
– Сам. Не смей, – не своим голосом проговорила Журавль, тяжело дыша – как будто бы его гнев передался ей.
На бинте, что обматывал ее правую руке, проступила кровь.
В какой-то момент Келле, чей разум был затянут мутной пленкой обиды и злости, вдруг стало страшно – он так боялся сделать ей больно, навредить, даже тачку водил аккуратно, когда ездил с ней, а тут схватил за руку так, что появилась кровь, мать ее! В первые секунды синеволосый парень даже и не подумал, что от его сильной хватки может быть только синяк, но никак не кровь.