Проживи я сто лет, все равно не поняла бы мою мать. Она умная, блистательная, красивая и талантливая. Но самоуважения у нее как у комара. Я не в силах понять, почему она не предпочтет остаться одной, а не быть вместе с такими... Я даже не могу назвать их мужчинами.
- Ты уже сказала Анне хорошие новости, Сесилия?
Моя мама заливается краской, и поэтому я знаю, что эти новости явно не из хороших. Боже, пусть это не будет новость о женитьбе. Я боялась этого с 10 лет, когда поняла, что один из этих придурков может стать постоянным жильцом в нашем доме, если мама реально выйдет за одного из них замуж. К счастью, все ее отношения не доходили до этой стадии.
- Ну, дорогая, - она немного пожимает плечами, сбрасывая руку Терренса и наклоняясь вперед. - Я стала старше.
Ей пятьдесят пять. Она еще нестарая.
- И в этом мире есть столько всего, что хочется посмотреть.
Ладно, правда.
Рука Терренса опускается на ее бедро, и он поглаживает ее задницу. Сейчас я и правда чувствую себя дурно.
- Так что я решила уволиться, - говоря это, мама снова краснеет.
- Это... - я пытаюсь подобрать слова. - Ну, это здорово, если это то, что ты хочешь, мам, - я рада видеть, что мама расслабляется, хотя и подозреваю, что она долгое время будет скучать по своей работе.
Но мама еще не закончила. Она ерзает на месте, и мое сердце уходит в пятки. Боже, пожалуйста, только не брак.
- Что? - спрашиваю я.
- Также я решила продать дом.
Эти слова будто запускают механизм бомбы у меня в голове. Я просто сижу здесь, а мой мозг покинул меня, оставив не в состоянии вымолвить и слово.
- Мы собираемся в круиз по всему миру, - вставляет Терренс, улыбаясь мне во все свои серые зубы.
- А ты тоже продаешь свой дом? - спрашиваю я у него. - О, верно, я забыла. Ты арендуешь жилье, - ко мне начинает доходить смысл происходящего.
Терренс прищуривает свои глаза-бусинки.
- Не думаю, что это твое дело.
- Пока ты здесь, это мое дело, так как происходящее должно быть только между мной и моей мамой.
- Анна, - начинает мама.
- Не нужно, - я поднимаю руку. А затем делаю глубокий вдох. - Могу ли я сделать хоть что-то, чтобы изменить твое решение?
- Ты должна быть счастлива за свою мать, юная леди, - кожа Терренса приобретает уродливый красный оттенок. - Не заставляй ее чувствовать себя плохо.
- Черт возьми, не называй меня больше юной леди. И я разговариваю не с тобой.
- Анна, следи за языком, - мама наклоняется еще ближе ко мне, так, чтобы суметь дотянуться и погладить мою руку.
Я кладу руки на свои колени.
- Так я могу сделать что-то? - спрашиваю снова.
Ее глаза наполняются грустью, сожалением.
- Ты больше здесь не живешь, и думаю, я куплю что-то поменьше, когда вернусь.
- И не важно, что этот дом купили твои родители? Что это единственный дом, который когда-либо у меня был?
Терренс фыркает.
- Я же говорил тебе, что она зарится на этот дом, Сесилия.
- Так же как и ты, Терри? - шиплю я в ответ.
- Анна, - взывает мама.
- Нет, Сеси, не сюсюкайся с ней, - перебивает маму Терренс, бросая на меня злобный взгляд. - Я могу сам постоять за себя.
- Все говорит об обратном, - говорю я, не отступая, когда мужчина угрожающе надвигается на меня. - И если ты подойдешь ко мне еще ближе, я покажу, как легко могу постоять за себя.
Моя мама подпрыгивает на месте.
- Анна, Терренс, остановитесь сейчас же, - она поворачивается и упирается рукой о стеллаж. - Позвольте мне решать, что делать.
Я не могу больше наблюдать за этим. По правде, мне уже давно стоило уйти. Я знаю, в какой балаган это все может перерасти. Мама должна была бы любить меня, но она всегда занимает сторону своих парней.
- Мне нужно идти.
У мамы отвисает челюсть, словно я ее шокировала.
- Но ты же только что приехала. Ты еще даже не поела.
Я больше не голодна. Если останусь, то мы будем просто ругаться.
- Поговорим потом, - я хватаю свою сумочку и ухожу. И мама не пытается остановить меня.
Боль, гнев и отвращение - уродливый коктейль, бурлящий в моих венах. Ну, я иронизирую, но это служит напоминанием о случившемся. О том, что это не дарит мне столь необходимого чувства комфорта. Я езжу по городу до тех пор, пока мои руки не устают, а глаза не слипаются. Мне не хочется возвращаться в квартиру. Не хочется разговаривать с Айрис или Джорджем об этом, они оба уже слышали сагу о моей матери множество раз, и чтобы они мне сейчас не сказали, это не поможет. Ничто не в силах изменить ситуацию. Ничто не снимет мое напряжение.
Прекрасный осенний день совершенно несовместим с моим ужасным настроением. Пушистые облака плывут по голубым небесам. В воздухе витает прохлада, и солнце печет мою голову, когда иду по парковке кампуса, оставляя припаркованную там Vespa.
Стадион возвышается надо мной, и мое сердцебиения замедляется. Чем ближе я подхожу, тем отчетливее слышу звуки игры, ворчание и удары друг о друга тел молодых мужчин, которые тренируются на поле, и имена которых я не могу вспомнить.
Рассредоточенные по трибуне люди похожи на птиц у кормушки, наблюдая за тренировкой команды. Их головы наклонены вперед, глядя на то, как Дрю делает пасс. Мяч крутится в воздухе, быстро и уверенно приземляясь с идеальной точностью в огромной руке принимающего. Игроки смеются и бегут к Дрю, подбрасывая его будто мяч, а затем тренер комментирует игру. Я слишком далеко, потому ничего отчетливо не слышу, и мне это даже нравится.
Садясь в нескольких футах от пары молодых парней, обсуждающих впечатляющую игру Бойца Бэйлора, я чувствую навалившееся онемение. Безопасность. Солнце опускается ниже линии трибун, и мое место оказывается в тени. Спасая от жары.
Дрю совершает еще несколько бросков, каждый из которых дальше предыдущего и имеет иное направление, другую технику выполнения. На нем надеты шлем, баскетбольные шорты, достигающие его колен, и его толстовка со специальными защитными вставками. И каждый раз, когда Дрю делает бросок, из-под толстовки выглядывает небольшой участок его плоского живота. И лишь от этого вида все мои интимные местечки сжимаются.
Мне не следует быть здесь, сидеть и мечтать, как делают некоторые. Шум в моей голове от разговоров посторонних вокруг постепенно стихает, и я остаюсь практически в одиночестве. Но все еще не могу найти силы, чтобы встать и уйти. Мне нравится наблюдать за движениями Дрю, видеть, как он взаимодействует с другими игроками и тренерами. Они любят его. Это видно невооруженным глазом. Так же как и радость, которую чувствует Дрю. Он будто светится. А это всего на всего тренировка. Я ему завидую. Я никогда не чувствовала себя так от какого-либо занятия.
Команда разделяется на группки, и Дрю со своей группой парней начинает выполнять какие-то странные упражнения ползти-прыгать-делать выпады, должно быть ребята в его группе запасные квотербеки, потому что все они держат мячи и делают движения, будто бросают их во время каждого выпада. Это должно быть выглядит смешно для кого-то, но мне почему-то напоминает танец: изящный и мощный. Такой же как и сам Дрю. Боже, а он быстрый. Мои мышцы бедра оторвало бы от костей, если бы я попыталась двигаться так же быстро, как он. Но Бэйлор делает это словно нечто очень легкое.
Моя попа занемела от сидения, но внутри появилось чувство покоя, которое у меня недавно украли. Я делаю глубокий вдох, ощущая запах травы, металлических сидений, слабый аромат дезинфектора и мужского пота. Звучит громкий свисток и парни бегом удаляются с поля.
Все, кроме Дрю. Он снимает свой шлем, и наши взгляды встречаются, будто парень все это время знал, что я здесь. Может так оно и есть. Я не знаю. Мое дыхание скачет, а соски напрягаются, тогда как сердце пускается галопом. Неосознанно, я встаю, и ноги несут меня вниз по трибуне, тогда как Дрю уверенно и спокойно идет мне навстречу.