— Я ж говорил, что не может быть, чтоб у Проскуровых в первенцах дочь была. А ты заладила: «Сашка наполовину Варнава! Кровь разбавляется!» — смешно дразнил супругу свёкр.
И я поняла, что мне очень уютно среди этих людей. Просто комфортно, чего я никогда не испытывала при новых знакомствах.
— Я предупреждал, что они у меня мировые, — шепнул мне Саша.
Говорил, но я не поверила, а сейчас поняла, что мне вообще не о чем было волноваться.
— Так, давайте есть уже! — спохватилась Вероника Андреевна.
Я было тоже поднялась, чтобы помочь, но свёкр положил руку на моё плечо и мягко усадил обратно.
— Делать нечо, Альбиночка. Мать у нас и сама справится, — и уже громче в сторону кухни: — да, Вероник?
— Конечно, — отозвалась та единодушно, будто могла слышать первую часть фразы.
Я невольно улыбнулась.
— Хорошо, Ринат Александрович.
И как на меня посмотрели! Боже, я думала прям там под стол провалюсь, даже не понимая, за что получила суровым взглядом.
— Папа и мама, — вкрадчиво сказал он. — Придумала тоже.
Рядом совсем тихо рассмеялся Саша, слегка стиснувший мою ладонь, когда я испуганно кивнула.
Шурпа была изумительной. Горячей, насыщенной, очень вкусной. Пробовала я её впервые, но мне понравилось настолько, что за добавкой я готова была мчаться хоть на край посёлка. И это при том, что я баранину в принципе не очень люблю. Но то ли папа вкусно готовил, то ли беременность влияла… В общем, Саша дважды ходил с моей тарелкой на кухню, удивляясь, куда в меня столько влезает.
К концу трапезы и под приятный разговор я была довольна, как обожравшийся сметаны кот. Муж поглаживал моё колено, второй рукой обнимая за плечи, а мама рассказывала про соседа, который в последнее время всё чаще стал выпускать во двор своего волкодава.
— Мам, пап, нас очень скоро собираются в командировку отправить, — резко серьёзным тоном заговорил Проскуров. — Говорят, срок приличный, месяца три.
Я замерла от того, что сердце заколотилось как сумасшедшее. Повернулась и внимательно посмотрела в необычайно серые глаза, в которых и намёка на шутку не было.
— Но мне же рожать… — прошептала я, понимая, что изменить вообще ничего не смогу.
Муж виновато улыбнулся и договорил родителям:
— Я хочу, чтобы Аля у вас пожила, пока меня не будет.
И всё. В эту секунду я поняла, что меня никто из них спрашивать не будет. Сразу же начались разговоры о том, в какой комнате меня поселят, где ближайший роддом и как быстро приезжает скорая.
Я же сидела понуро и особо не вникала в суть разговора. Меня теперь остро волновал вопрос безопасности жизни бойца с позывным Волк. А если что-то случится, а я на сносях? Я же с ума сойду!
— Цветочек, — тихо позвал Саша. — Прости, но я не могу тебя одну оставить в твоей квартире. А так ты будешь под заботливым присмотром.
Я поняла, что не хочу выяснять отношения при свидетелях, и тихо попросилась домой, на что Саша согласно кивнул и виновато улыбнулся притихшим родителям.
Проскуров, пока я прощалась с мамой, заглянул в гости к соседям и, судя по суровому тону, сделал внушение по поводу волкодава.
— Альбин, ты приезжай, правда. Ну что тебе в городе одной?
Я не стала говорить про Ларину. Да она и сама забот сейчас полна. К тому же Каст тоже едет, как бы Кате не досталось проживание под строгим наблюдением свекрови, а туда я после знакомства вообще никаким боком быть приписана не хочу.
— Я обязательно подумаю… мама, — неуверенно сказала я.
Женщина ласково улыбнулась и поправила на мне шарф, отчего у меня в груди разлилось приятное тепло.
— Приезжай, Альбин. Мы с тобой хорошо время проведём. Комната Сашки будет в твоём полном распоряжении, как и кухня, если любишь готовить.2fe639
Я неуверенно улыбнулась, внутренне уже соглашаясь с щедрым предложением.
Вернувшись, Волк усадил меня в прогретую машину, пристегнул и, попрощавшись с родителями, сел за руль.
На улице уже начинало темнеть, но от предложения остаться мы отказались. Завтра мне нужно было идти на работу, а у Саши были какие-то дела. Поэтому я ожидала, что приедем мы, когда станет совсем темно, привычно посмотрим вместе фильм-катастрофу и ляжем спать.
— Я понимаю, что для тебя всё это странно, но я вынужден настаивать…
— Я понимаю, — повторила его слова и улыбнулась. — Меня это удивляет, Саш. Мы с тобой неделю всего женаты, но ты… Ты будто уже бесконечно долго со мной. И всё это так естественно, что даже твои родители показались мне родными людьми.
Проскуров усмехнулся, глядя на дорогу.
— Это любовь, — сказал уверенно.
А я замерла, не веря своим ушам. Потому что не ждала от него подобных слов. Потому что искренне считала, что мужики в такое не верят. Да и я не верила до момента, пока он не сказал это вслух. Но поняла, что да. Это всё-таки она, потому что больше мне не чем оправдать все свои сумасшедшие поступки и готовность идти с ним хоть на край света.
Проскуров с нескрываемым подозрением посмотрел на меня и спросил:
— Ты так не считаешь?
Я не торопилась с ответом, подбирая каждое слово, которое собиралась произнести.
— Считаю, что не я должна первой это признание делать.
Я отвернулась к окну со своей стороны, но замерла, когда Саша ответил без тени сомнения:
— Я и не скрываю, что люблю тебя. И даже признавался уже пару раз.
У меня сердце в груди застучало, как сумасшедшее, от его слов. Это странно, но приятно. И хочется парить над землёй, даря миру улыбку.
Но вместо этого я поджала губы и повернула голову, чтобы взглянуть на самого потрясающего в своей жизни мужчину.
— И когда это ты успел мне признаться? — не поверила я. — Я бы точно запомнила.
Саша насмешливо взглянул на меня и ответил:
— Просто ты спала, Цветочек. А спящей тебе я не только признаюсь в любви, но и во всех грехах смертных. И знаешь что?
— Что? — уже вовсю улыбалась я.
— Это удобно, — хмыкнул он. — Жена знает все мои секреты, но ни за что не расскажет. Даже самой себе.
Эпилог
Три месяца спустя
Песок был везде. Он забивался под одежду, в сапоги, нос, скрипел на зубах и неприятно сушил глаза. В пустыне от него нет никакого спасения, но человек — существо, которое привыкает ко всему. Вот и мы привыкли за последние семьдесят три дня. И теперь единственный дискомфорт, который вгрызался зубами в позвоночник, — это звериная тоска по тем, кто почти в полутора тысячах километров от нас.
Арестову за тяжёлое испытание я был благодарен. Если бы не он, не осознал бы пределов собственной нужды в женщине, что ждала меня дома. Вернее, отсутствие этих самых пределов. Потому что Цветочек была нужна мне бесконечно сильно.
Я взглянул на единственную совместную фотографию, сделанную в день отправки, и сдержал вздох, который с головой выдал братве моё состояние.
— Зубастый, брось воды, будь человеком! — попросил запыхавшийся Ярыч, войдя в палатку.
Я достал бутылку из-под раскладушки, там самое прохладное место, и передал блондину, отметив, что тот слишком взмыленный.
— Братва, я с хорошими новостями! Батя дал команду сворачивать учения, так что сегодня мы гуляем с пацанами, а завтра ждём «вертушки».
Слово «гуляем» из уст Ярыча в условиях пустыни звучало страшно. Женщин здесь не бывало, а выпивка местных торгашей опасна для здоровья, поскольку привозилась на верблюдах из Казахстана.
Мы, безусловно, обрадовались, но я предпочёл последний вечер провести, общаясь с женой по скайпу, нежели наблюдать, как кто-то надирается «тормозухой» до белой горячки. И я сейчас не про наших пацанов говорил, а про тех, кто по счастливому стечению обстоятельств так же попали на учения, правда, срок у них был куда больше, а тренировки — многим масштабнее.
Ярый, прекрасно видевший мою равнодушную реакцию, бросил насмешливое «предатель» и выпилился из палаточного кубрика.