К сожалению, этот ветер справедливости и обновления общественного сознания слабо проникает на белорусскую землю, натыкаясь на старые догматические барьеры, в свое время осужденные партией, но на практике устраняемые с огромным трудом. Не так редки здесь настойчивые и довольно успешные попытки оставить все, как было, в полной неприкосновенности, не допустить никакой переоценки давнишнего и далеко не всегда справедливого по отношению к ряду лиц из числа творческой и научной интеллигенции прошлого. Правда, объективности ради нельзя утверждать, что здесь ровным счетом ничего не сдвинулось, — есть некоторые скромные результаты, едва ли оправдывающие гигантские затраченные для того усилия. Так, например, около семидесяти лет потребовалось для признания и реабилитации доброго имени одного из самых выдающихся поэтов начала века, соратника Купалы и Коласа — Алеся Гаруна, еще до массовых репрессий умершего своей смертью, но на которого тем не менее было наведено столько облыжных наветов и обвинений, что почти все послевоенное время он практически находился за рамками национальной культуры. Продолжается многолетняя борьба за партийную и общественную реабилитацию белорусского писателя, первого председателя СНК БССР Змитрока Жилуновича (Тишки Гартного), мотивы обвинений против которого нынче нельзя назвать иначе как смехотворными. Не вдаваясь в подробности биографий всех перечисленных в статье В. Пепеляева лиц, напомню только, что, например, тот же Я. Лесик, «требовавший», как пишет автор, «национально-территориальной автономии Белоруссии в составе Российского государства» и тем, по мнению автора статьи, совершивший непростительное преступление, на самом деле следовал популярному в то время ленинскому положению о территориальном самоопределении наций вплоть до полного отделения. Выйдя из Белорусской социал-демократической партии, Лесик сразу же после гражданской войны порвал с прежней деятельностью и с 1921 года работал преподавателем в вузах республики, публиковал повести и рассказы, издал «Граматыку беларускай мовы», по которой в школах и на ликбезах овладевали грамотой миллионы белорусов. В 1928 году он избирается академиком АН БССР и плодотворно работает в литературе и языкознании вплоть до ареста и расстрела в 1938 году. Легко, но вряд ли справедливо сейчас, с высоты нынешнего исторического знания обвинять бывшего президента Академии наук БССР В. Игнатовского, участника революции 1905 года, в неправильной оценке этой революции, упрекать этого члена партии большевиков с 1920 года в том, что он «в своих трудах не показывал всей сложности социалистического развития на разных этапах, не давал надлежащей марксистской характеристики эпохи», как это делает БелСЭ или академик И. Игнатенко в своей статье. Допустимо ли пренебрегать в таких случаях известным марксистским требованием о необходимости конкретно-исторического подхода в оценке сложных вопросов борьбы за власть, которая на Белоруссии сразу после Октября, в годы гражданской войны и иностранной оккупации, несомненно, оказалась более чем сложной — во всяком случае куда сложнее, чем это кажется сегодня. Многие наши национальные деятели, несомненно, стремясь к справедливому народовластию, в то время еще не владели в достаточной степени теорией марксизма-ленинизма, некоторые из них были выходцами из других, буржуазных и демократических партий и шли к своим целям не всегда верным путем, познавая истину методом проб и ошибок. Важно, однако, что эти ошибки рано или поздно были ими признаны. По крайней мере теми из них, кто порвал со своим прошлым и вернулся в Советскую Белоруссию, чтобы сознательно и активно включиться в строительство Советской власти. Многие из них стали впоследствии известными учеными, писателями, были избраны членами молодой Академии наук республики. И последующее их обвинение задним числом в грехах многолетней давности есть не что иное, как грубое попрание права и социалистической законности по отношению к этим людям, равно как и к тысячам других, погибших в заключении, ссылках, расстрелянных без всяких к тому оснований. Общеизвестно, например, что лишь по чистой случайности подобной участи избежали наши прославленные классики Янка Купала и Якуб Колас, вынужденные в 1931 году выступить с публичным саморазоблачением своей насквозь вымышленной контрреволюционной, националистической, шпионской деятельности. Янка Купала даже пытался покончить с собой, не вынеся унижения и позора, и если бы это ему удалось, вполне возможно, мы бы читали сегодня в той же статье В. Пепеляева или кого-либо другого страшный перечень его абсурдных преступлений, взятых из старых архивных дел, о которых, несомненно, позаботились бы его далеко не сентиментальные «следователи».