Да, малоподготовленными оказались мы, белорусские писатели, к духовной и творческой перестройке. Если бы не проза восставших из небытия Б. Микулича, А. Мрия, поэзия П. Панченки, некоторые стихи А. Бачилы, С. Граховского, так на почин перестройки нам не с чем было бы выступить перед читателем. Впрочем, оно и понятно. Долгие годы у нас ставили в пример тех, кто хлопал в ладоши, своим благозвучным талантом «литературно оформлял» рожденные в бюрократических недрах прожекты и постановления. Именно в такой атмосфере конформизма родилось и процветало поколение мастеров изящной словесности, которые неплохо устроились сами, не забывая и о детках, зятьях и невестках, внуках и правнуках. Этим не нужна ни гласность, ни перестройка, ни демократия. Им сгодится любой культ или застой, лишь бы заслужить начальственную благодарность, от которой всецело зависит собственное благополучие. И пусть не лицемерят от лукавого те поборники «высокой художественности», которые будто бы не «досчитываются» ее в «Детях Арбата», «Белых одеждах» и других, потрясших общество произведениях. Не дефицитом «высокой художественности» обеспокоены они, а крушением кровавого престижа Сталина. Теперь они воспылали последней, старческой любовью к «мертвому льву», потому что боятся разоблачения кое-каких малопочтенных поступков, совершенных некогда во имя «льва живого».
Да, в республике с трудом расстаются с традициями застойных лет, когда привычно творился «верняк», обывательское чтиво и хором пели аллилуйную власть предержащим. Когда литературой, по существу, руководили, определяя, как ей развиваться, не правление Союза писателей, не М. Танк, не Н. Гилевич — литературой, по существу, заправляли различные литературные специалисты в штатском. Именно под ними многие годы, угождая их вкусам и требованиям, ходили писатели и редакторы, литературоведы и критики. В самое застойное время нас всемерно отвращали от «негатива», упорно натаскивая на создание образа положительного героя, героя для подражания, у которого надлежало учиться, как делать жизнь. А в то же время агонизировал родной язык, рушились национальная культура, национальное самосознание, без которых народ превращался в некую абстрактную общность. Юг республики страдал от последствий Чернобыля, а на деревенских и городских кладбищах звучали нестройные залпы над цинковыми гробами молодых граждан республики, привезенных издалека. Но для многих из нас, литераторов, все это было несущественно или нетипично, мы старались не думать о том, не то чтобы писать.
Замшелый сталинизм, тоталитарная нетерпимость всегда стоят на пути воплощения национальной справедливости. От этого в одинаковой мерс страдают как большие, так и малые нации. Только в условиях демократического существования возможно подлинное уважение к интересам и правам всех наций. Даже самая малая из них, насчитывающая десять или сотню соплеменников, должна иметь равные права и возможности с великой, многомиллионной нацией. Интересы национальных меньшинств так же суверенны, как и интересы коренной национальности. Неуважение или пренебрежение в большом или малом оскорбляет не только того, кто стал ее объектом, но не в меньшей мере и того, от кого они исходят. Чтобы тебя уважали, сперва уважь ближнего, малого и слабого — таков исконный закон природы, который, к сожалению, еще не стал непререкаемым общественным законом.
И здесь я хотел бы заметить, что в той атмосфере, которая образовалась в республике вокруг знаменитого художника Марка Шагала, — дело вовсе не в художнической манере этого мастера, дело в ином: в нашем отношении к собственной национальной культуре. И еще — в степени толерантности к инородцам. Поэтому сегодня, в период перестройки, нельзя пренебречь теми принципами, с которыми мы относимся ко всему культурному достоянию, которое, как известно, создавалось далеко не в стерильных условиях национальной герметизации. И это естественно. Только в условиях взаимообогащения культур и течений возникает нечто ценное. И наоборот: национальная, цеховая и всякая иная нетерпимость, ограниченность неизбежно дают нежелательные, если не целиком негативные, результаты. И если сегодня мы допускаем бесовский шабаш вокруг Шагала, то где гарантия того, что завтра подобное не произойдет по отношению к любому другому художнику, тем более «нечистокровному», белорусу? Если руководство БелСЭ изгоняет с работы научного редактора за апологетику творчества Шагала, то вполне может статься, что другого редактора уволят за апологетику творчества Михаила Савицкого. «Был бы человек, а статья найдется» — постулат живучий, и всегда будут те, кто не прочь им воспользоваться.