Вероятно, будет кстати указать также на целый ряд его драматургических произведений, поставленных в театрах республики. Так, в Витебске, много лет шли его исторические драмы «Кастусь Калиновский» и «Звоны Витебска», белорусское телевидение передавало его «Мельницу на Синих Вирах», а в Государственном академическом театре оперы и балета шла опера по его либретто «Седая легенда». Белорусское кино в разное время обращалось к его историческим повестям, было снято несколько фильмов по его оригинальным и документальным сценариям.
В. Короткевич пользовался устойчивой репутацией одного из самых талантливых мастеров белорусской литературы, но только после его смерти мы со всей очевидностью поняли, кого потеряли. Равного ему нет и вряд ли уже будет. Заменить его в нашей литературе не может никто, уже хотя бы потому, что никто с таким блеском не совмещает в себе талант поэта с талантом прозаика, драматурга, киносценариста, эссеиста, историка. Он был в равной мере талантлив почти во всех литературных жанрах, что, пожалуй, естественно для литературы прошлого, но редко встречается в современной литературе с ее богатыми и развитыми литературными жанрами.
Его при жизни любили люди, разные по характеру, несхожих мировоззрений, всех он умел объединить, примирить, покорить глубиной своего ума и добротой своего сердца. Он любил людей и ненавидел все мелочное и фальшивое в них. Многим памятно его последнее выступление на одном из пленумов правления СП Белоруссии, пафосным призывом которого было: «Давайте жить в мире и согласии, отбросим самоедство, озлобленность; жизнь и без того коротка, чтобы тратить ее на склоки. Надо больше работать». В то время, кажется, не слишком прислушивались к его словам, между тем они и теперь продолжают звучать вполне злободневно.
Произведения Владимира Короткевича с живым интересом читают люди разных возрастов и вкусов, но мне думается, большинство его книг находит самый благодарный отклик в молодых сердцах. Он и сам до конца своих дней был очень молодым по натуре и знал, чем тронуть юные души. В самом деле, высокой пробы романтизм его рассказов и повестей, неподдельный драматизм обстоятельств и благородство его исторических образов, искренность и глубина его умных эссе — вот тот добротный фундамент, на котором основывается прочная читательская любовь к Владимиру Короткевичу. Авторитет его в нашей советской литературе гарантирован на многие годы, у него учатся новые поколения белорусских литераторов.
У него есть чему поучиться.
«ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА»
Апрель 1990 г.
Он не принадлежит к числу литературных звезд первой величины, его вклад в современную белорусскую литературу, наверно, нельзя назвать выдающимся. Тем не менее почти все написанное им непременно вызывает живой читательский интерес, так как построено на добротной жизненной основе, где немало от личного опыта, опыта трудной, полной сокрушающих перипетий жизни.
В послевоенном Союзе писателей БССР он довольно продолжительное время пребывал в роли молодого, начинающего автора, но уже тогда обращал на себя внимание если не книгами, которых у него было немного, то уникальностью боевого прошлого, значительностью личного вклада в еще свеже сиявшую тогда победу. Среди немалого числа писателей — недавних фронтовиков, партизан, армейских журналистов и политработников — он, похоже, оказался единственным, кому уготовано было пройти едва ли не все мыслимые и немыслимые круги военного ада: подпольную и партизанскую борьбу на оккупированной территории, немецкий концлагерь, фронтовые будни. Два тяжелых ранения — пулевое в плечо под Варшавой и осколочное в грудь в Берлине за несколько дней до Победы — не могли не отразиться на его здоровье. (Второе, кстати, едва не закончилось трагически. Осколок немецкой мины, разбив за плечом автоматный приклад, застрял в легком вместе с вовлеченным туда клоком ваты из телогрейки. Почти год раненый балансировал между жизнью и смертью в гнойном отделении подмосковного госпиталя и, наверное, тогда дал себе клятву: если выживет, не возьмет в рот ни капли спиртного. Так повелели врачи. И эту клятву он, в общем, сдержал, что, возможно, и позволило ему дожить до его нынешних лет.)