Может возникнуть вопрос, отчего так происходит? Не вздор ли это — наше проклятое чувство, как и причины его порождающие? Но все дело в том, что не вздор. Наша история и наше повседневное существование непрестанно генерируют питательную среду для всеразъедающей ненависти, все новые поколения захватываются в ее орбиты. Понятно, что в таких условиях не может существовать добро, оно просто не в состоянии прижиться.
Годы перестройки обнаружили новые закономерности нашего существования, когда одна, так сказать, общегосударственная ненависть распалась на множество других ненавистей — национальных, партийных, корпоративных, групповых. Ксенофобия, русофобия, антисемитизм... Оттого, что ненависть сделалась дробнее, лучше она не стала. Ненавидят все и вся. Народ ненавидит партию и партруководство, заведших страну в безысходный тупик. Утрачивая власть, партия готова возненавидеть переставший ее боготворить народ. Интеллигенция в извечном выборе между истиной и расчетом раскололась на два взаимоненавидящих лагеря. В условиях всенарастающих материальных лишений страну охватила суетная борьба за привилегии, эти скудные крохи с обнищавшего барского стола. Ветераны прошлой войны полны неприязни к молодым, издерганным военной авантюрой «афганцам», а те в свою очередь — к престарелым победителям немецкого фашизма. Всех вместе их тихо, но глубоко презирает современная молодежь, которую и те и другие тщатся воспитывать в духе і патриотизма. В отличие от давних времен, когда воспитанные люди старались скрыть это недостойное, нехристианское чувство, нынешние им откровенно гордятся. Как гордятся своей нетерпимостью ко всему, что не наше, что не так, как у нас. Потому, видите ли, что у нас свой особый исторический путь, своя мораль и своя своеобразная стать. Чужой, даже самый положительный опыт для нас — не пример, нам нужен свой. Но свой уже был, были десятилетия неслыханных экспериментов с их плачевными, трагическими результатами. Удивительно, что, будучи не в состоянии изобрести что-либо стоящее, мы с упорством маньяков отрицаем не только западный быт, образ жизни, культуру, но заодно и здравый смысл, лежащий в основе всех экономических достижений Запада.
Так что же — мы не созрели для разумной человеческой жизни в условиях демократии? Выходит, однако, что не созрели. По-видимому, нельзя сразу, когда это позволено, перескочить от тирании к свободе — слишком велика пропасть, их разделяющая. Ее не преодолеть за один прыжок. А за два тоже не получится. В этом весь трагизм переживаемого страной момента.
Гласность и многострадальная перестройка дала нам возможность чуть-чуть приоткрыть глаза и впервые за много лет незамутненным взглядом взглянуть на себя. Взглянуть и ужаснуться от нашего уродства. Ужаснувшись, некоторые тут же возопили: зачем? Так хорошо было жить в созданном партийной пропагандой иллюзорном мире, не видя себя, других, и бесконечно гордиться — своей национальностью, партией, армией, КГБ. Средства массовой информации разрушили нашу безмятежность, так что же теперь: отменить гласность? Сделать это проще простого: цензура упразднена, но цензоры все по местам, армия в постоянной боевой готовности, до поздней ночи горит свет во дворцах КГБ. Так что прежнее состояние можно восстановить в одно прекрасное утро, и многие из нынешних проблем исчезнут.
Но что будем есть?
Так что же нам делать? Если иметь в виду нас, здесь собравшихся, а также творческую интеллигенцию страны, то наши возможности в экономике равны нулю, нравственность также нам не подвластна. Воспитать будущие поколения, как нам хотелось бы, мы не в состоянии, ибо давно обанкротились в качестве воспитателей. Очевидно, следует начинать с малого: попытаться разбудить в себе совесть как первичный элемент нравственности. Без корысти, без эгоизма, без лукавства впустить в душу какую-то толику доброты и терпимости. Хотя бы к своему ближнему, к собрату-писателю. Даже если он думает и пишет иначе, чем ты, если он умнее тебя или тем более глупее. Если он другой крови и не может гордиться своей принадлежностью к великому народу. А, допустим, принадлежит к малому или малочисленному. Умерить свою воспитанную за десятилетия всененавистническую прыть, взглянуть друг другу в глаза и, может, попытаться устыдиться.