Дык ці не пара згуртавацца цясней і да чагосьці памкнуцца. Нават калі і не шмат даб'ёмся, дык хоць лішні раз пазнаем сябе як нацыя, адчуем зваблівы покліч справядлівасці, паразумнеем на векавечны розум продкаў, лепшых ахвярнікаў мінуўшчыны. А таксама нашых цяперашніх апосталаў дабра і справядлівасці.
Відаць, у гэтую пару разгойсанасці і сляпых блуканняў будзе шмат знаходак і страт. Можа, тое і заканамерна. Але я жадаў бы напомніць: не трэба пагарджаць тым, што ўжо знойдзена. Што здабыта нашым грамадскім авангардам, абгрунтавана і абаронена ў жорсткіх паядынках са злом. Сярод таго перш за ўсё маю на ўвазе наш палітычны авангард, наш БНФ «Адраджэнне». «Бацькаўшчына» павінна ўпэўнена стаць пад наш і яго агульнанацыянальны, спакутаваны, збэшчаны і святы бел-чырвона-белы беларускі сцяг.
Іншага сцяга ў нас няма і не можа быць.
Жыве «Бацькаўшчына», жыве Беларусь!
ГАЗЕТА «КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА»
Апрель 1991 г.
Мы все провалились в яму, из которой неизвестно как выбраться. Обычно в таких случаях первой следует реакция: кто виноват, кто завел в эту яму? Естественно, что более всех в том повинные клянутся в своей невиновности и указывают на других. Как в этой ситуации должно реагировать общество? Заняться виновными или сообща искать выход из катастрофы?
Разумнее было бы искать выход, чтобы «сообща выбраться из постигшей нас беды». Но все дело в том, что истинные виновники катастрофы, упорствуя в собственном выборе, продолжают указывать ложный выход — в глубину ямы, где, по их мнению, следует копать усерднее и глубже. «Давай-давай!» — с неизменным результатом десятками лет раздается над российскими (и не только) просторами. Крикуны заняты своим профессиональным делом, но что делать остальным? Устранить упрямцев? Но ведь у нас — плюрализм мнений. Последовать их в этот раз «верным указаниям»? Или, игнорируя их, начать поиски в новом направлении?
Очевидно, прежде всего следует успокоиться, прийти в себя, чтобы трезвым взглядом оценить обстановку. Хотя бы определить глубину ямы, в которую угодили. Но как только становится чуть тише и спокойнее, раздаются привычные руководящие голоса, демонстрирующие традиционную нетерпимость. Снова обнаруживается, что наша яма окружена коварными, жаждущими нашей погибели врагами, что следует всеми силами крепить оборону любимой ямы, решительно искоренять в ней «деструктивные силы». Но для чего? По логике этих людей, получается, для того, чтобы выбраться из ямы. На деле же выходит, чтобы спокойно прозябать в ней, занимаясь любимым национальным хобби — классовым, национальным, идеологическим самоедством. Опыт новейшей истории убедительно свидетельствует, что на ничто иное мы и не способны. И все самое-самое из всех областей человеческой деятельности мы можем обратить только для упомянутых целей. Другие цели нас просто не интересуют. Это чуждые для нас цели.
Так, может, в конце концов, хотя бы в яме мы осознаем, кто мы есть на деле?
И первыми сделают это писатели?
А за осознанием последуют выводы. Первым из них должно явиться обращение к терпимости как непременному условию робкого шага к выживанию. Все остальное после.
ПРЕДИСЛОВИЕ К КНИГЕ ЛАРИСЫ ГЕНИУШ «ИСПОВЕДЬ».
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДРУЖБА НАРОДОВ»
1991 г.
Более жестокой и несправедливой судьбы, чем та, которая была уготована Ларисе Гениуш, трудно себе и представить. За свою не очень продолжительную жизнь эта женщина изведала все: длительное мытарство на чужбине, нищенское существование на родине, тюрьмы и лагеря, глухую стену непризнания и подозрительности уже в наше, послесталинское, время. И за что? В чем была ее божеская и человеческая вина, лишившая ее общественного положения, достойного ее таланта, ее гражданской честности, ее человеческого достоинства, наконец?
Ныне можно со всей определенностью сказать, что не было за ней решительно никакой вины.
Если, конечно, не считать виной ее неизбывную любовь к родной стороне и ее трудовому народу, его многовековой культуре, низведенной сталинизмом до уровня лагерного обслуживания, к древнему его языку, над которым далеко не сегодня нависла реальная угроза исчезновения. Но сегодня мы имеем возможность хотя бы говорить о том, побуждать общественность к действию, дабы не дать ему вовсе исчезнуть. А что могла молодая белорусская женщина, в канун большой войны очутившаяся на чужой земле, в узком кругу эмигрантов, земляков, студентов,— таких же, как и она, страдальцев, изнывавших в тоске по утраченной родине? Естественно, что она попыталась писать, сочинять стихи на языке своих предков. Начались публикации в белорусских эмигрантских журналах, недюжинный ее талант был замечен. И, наверное, все в ее судьбе сложилось бы более-менее благополучно, если бы не война...