— Чудесная новость, милая Элиза, — прерывает мои размышления взволнованный голос матери. — В понедельник прибывают наши первые жильцы. Полковник Мартин с супругой, из Спитафилдса, Лондон, приезжает на воды лечить подагру. Ты готова их встретить?
Меня охватывает нервное возбуждение.
— Я собираюсь подать на завтрак рагу из зайца и печенье с лимонным кремом, а на обед — пряную говядину с салатом из одуванчиков и яблочную шарлотку в качестве сладкого блюда.
Я сосу палец — в порез попал лимонный сок, беззвучно проклиная свои неуклюжие руки, которые не умеют держать терку и вечно норовят соскользнуть с ножа.
— Господи боже, Элиза! Посмотри на свои руки! На них живого места нет! Кто возьмет тебя замуж с такими руками?
— В ближайшее время я все равно не ожидаю предложений руки и сердца, — закатываю глаза я.
— А вдруг у полковника Мартина есть холостой брат? — кокетливо взбивает волосы мама.
— Я лучше останусь ненавистной старой девой, чем выйду замуж за подагрического старикашку, которому нужна нянька.
— Ах, Элиза! Со старыми девами обращаются не лучше, чем с куском грязи. Ты ведь хочешь быть достойной, уважаемой женщиной? Возможно, у полковника Мартина есть сын, не страдающий подагрой.
Она фыркает и осматривает меня с ног до головы.
— Жена кузнеца ждет ребенка, а ей сорок три года! Сорок три! Седая, как лунь, а у тебя все еще восхитительные каштановые волосы.
— Если ты оставишь меня в покое, я смогу поработать над кулинарной книгой, которая принесет нам доход, независимо от полковника Мартина вместе с его гипотетическими сыновьями и братьями.
Я разбиваю яйцо о край миски и смотрю на вытекающий из него белок. В миску не попало ни кусочка скорлупы, и я страшно довольна своим достижением.
— А ты собираешься придумывать свои рецепты? Или просто пользоваться чужим трудом?
— Я пока учусь готовить, а со временем напишу всем нашим друзьям и знакомым и попрошу прислать их любимые рецепты.
Я так энергично работаю венчиком, что у меня белеют костяшки.
— Значит, все, кому не лень, узнают, что ты стала кухаркой?
— Я буду создавать собственные рецепты, — ровным и уверенным голосом продолжаю я.
Не хочу говорить ей, что мысленно уже сочиняю, комбинирую, смешиваю разные продукты: фрукты и специи, свежую рыбу и травы, мясо, дикорастущие растения и сливки — сомневаюсь, что она поймет.
— Знаешь, Элиза, ты можешь просто написать нашим друзьям и знакомым, что нам нужно разнообразное меню для жильцов. Не стоит сообщать им подробности, — упрямо складывает руки на груди мать. — Во всяком случае, это прилично.
— Нет, мама. Использовав их рецепты, я должна буду поблагодарить их в своей книге. Если только они не захотят остаться анонимными.
Не отрывая взгляда от яиц, я старательно орудую венчиком, пока не начинает болеть рука.
— Ты должна приготовить комнаты для полковника Мартина и его жены, — напоминаю я матери, надеясь, что она наконец уйдет.
— Хэтти прекрасно осваивается в Тонбридже, — меняет тему она. — Но думаю, ей будет веселее, когда у нас появится буфетная прислуга.
Я вспоминаю Энн… худышку Энн, потерявшую дар речи от моего лимонада.
— Да, конечно, — соглашаюсь я, — мне тоже.
Глава 10
Энн
Имбирная коврижка по семейному рецепту
Я прибываю в Бордайк-хаус воскресным вечером. Мисс Элизы нигде не видно. Спесивая горничная ведет меня в комнату на самом верху, где мы будем жить вместе.
— Я Хэтти, — говорит она, разглядывая меня с видом голодной кошки, узревшей мышь. — Я уже дважды бывала в услужении и приехала с Актонами из самого Ипсвича, так что я здесь главная.
— Главная надо мной? — уточняю я, оглядывая маленькую мансардную комнатку.
По обе стороны стоят две настоящие кровати — узкие, зато с постельным бельем и одеялами. Малюсенькое окошко выходит на хозяйственный двор. Остальную мебель составляют умывальник с тазом и кувшином, комод, куда я должна сложить свои вещи, и ночной горшок с выцветшей зеленой птицей на боку.
— Ну да, — отвечает Хэтти. — Где твой сундук с вещами? Ты никогда не была в услужении, что ли?
Мне жутко стыдно, и я решаю соврать, что мой багаж приедет позже, но язык отказывается повиноваться. Я мотаю головой, бормочу что-то нечленораздельное и краснею. Неужели я единственная, у кого нет ничего своего? Даже смены одежды или обуви…