Два года назад Карен купила старый, полуразрушенный театр «Королевская сцена» на знаменитом Королевском шоссе в Хэддонфилде, и после многих месяцев реконструкции и создания современного проекта они со своей маленькой, но страстно увлеченной группой профессионалов восстановили былой блеск и славу столетней достопримечательности Нью-Джерси.
Это было совсем не просто. В покупку дома пришлось вложить все пятьдесят тысяч долларов, которые оставил ей отец, а ссуда в сто двадцать тысяч, взятая в «Карлейль-банке», почти полностью ушла на реконструкцию, покупку прав на постановки, рекламу и зарплату маленькому штату служащих и актеров. И вот теперь, два года спустя, они все еще не могли вместить в театр всех желающих и готовились осенью пристроить к залу балкон на семьдесят пять мест.
Карен улыбнулась, наслаждаясь редкой минутой покоя и зная, что в любой момент все может обернуться полнейшим хаосом. «И все же, – подумала она, – мне не нужно другой жизни. Театр, со всеми своими ловушками и непредсказуемостью, для меня такая же необходимая часть существования, как воздух».
Ее мать уже была драматической актрисой, когда встретила своего будущего мужа – драматурга. И хотя им не удалось основать собственный театр, они первое время вполне счастливо жили, разъезжая по свету. Когда родился Джим, старший брат Карен, супруги Ванденховель осели в Филадельфии, где Лиза Ванденховель продолжала играть в пьесах, написанных большей частью ее мужем.
В шесть лет Карен знала все пьесы отца и каждый спектакль, в котором играла мать. Пока ее сверстницы гоняли по улице на роликовых коньках, играли в куклы и смотрели после школы мультфильмы, она часами просиживала на репетициях в темном зале, с восторгом наблюдая волшебное перевоплощение людей на сцене – магию театра.
Девочка ни минуты не сомневалась в том, кем станет, когда вырастет.
– Я хочу быть актрисой, как моя мама. И как моя бабушка.
За время учебы в школе Карен успела сыграть в нескольких спектаклях, но счастливое ощущение того, что она звезда, появилось на первом курсе университета в Темпле, где будущая обладательница «Оскара» изучала театральное искусство. При исполнении роли Констанции в пьесе Сомерсета Моэма «Верная жена» ярко раскрылся ее комедийный талант, о котором она и сама не подозревала, и уже на втором курсе Карен была признана наиболее перспективной студенткой, и профессора предсказывали ей блестящее будущее драматической актрисы. Но… она встретила красивого темноволосого студента по имени Брайен Маерсон.
Через неделю молодые люди стали неразлучны. Каждый час, проведенный без Брайена, был для нее мучением. И даже первая пьеса, в которой Карен назначили помощником режиссера, не смогла отвлечь ее внимания от Брайена больше чем на пять минут. Девушка стала легкомысленной, невнимательной и все время пребывала в состоянии такого возбуждения, что находиться рядом с любимым было для нее почти так же мучительно, как и вдали от него.
Их взаимная увлеченность росла с каждым днем, обоюдный голод в любви усиливался, и Карен, уступая желаниям, которых раньше никогда не испытывала, позволяла ему больше, чем когда-либо позволяла другим…
Выехав на оживленное Королевское шоссе, она включила в «понтиаке» кондиционер на полную мощность и улыбнулась при мысли о любовном свидании, запланированном на сегодняшний вечер. Элизабет сейчас у подруги, Брайен заедет за девочкой только в восемь вечера, так что в их распоряжении целый час. Карен взглянула на часы. Уже половина пятого, но если она поторопится, то до прихода Брайена успеет принять душ, надеть черный пеньюар, который так ему нравится, и сервировать журнальный столик в углу гостиной. Конечно, если у мужа сегодня снова не будет сверхурочной работы.
Работа Брайена в «Микроэлектроникс» была очень ответственная, особенно теперь, когда фирма перешла под контроль компании «Прэгер». Карен удивлялась, как он еще выдерживает такой напряженный график и не попросит себе помощника.
«Действительно, мы оба работаем слишком много, – подумала она. – Нам просто необходима короткая передышка – отдых где-нибудь в спокойном и прохладном месте, например в горах». Карен уже несколько недель хотела обсудить этот вопрос, но Брайен в последнее время стал каким-то раздражительным, и она решила подождать более подходящего момента. И вот, похоже, этот момент настал. После напряженности, которая ощущалась последние два года, их отношения могут наконец оживиться.
Карен бросила сумочку в прихожей и бегом поднялась по лестнице. Из спальни, которую они с Брайеном делили последние восемь лет, доносился приглушенный звук телевизора. Неужели муж смотрит днем телевизор? Это на него совершенно не похоже!
Карен открыла дверь и остановилась в изумлении. Брайен, так и не сняв песочного цвета костюм, который надел еще утром, сидел в кресле и смотрел на экран.
– Брайен!
Он не шевельнулся. Карен подошла поближе и поняла, что муж не следит за происходящим на экране, а просто тупо уставился в мелькание разноцветных пятен.
– Милый, ради Бога, что ты здесь делаешь?
Она попыталась заглянуть ему в глаза, но Брайен будто не замечал ее. Карен в недоумении посмотрела на мужа и выключила телевизор. Что-то не так. Что-то произошло. Ледяной ужас сжал ее горло.
– Элизабет? – еле слышно прошептала она. – Что-нибудь случилось с Элизабет?
Он отрицательно покачал головой, и Карен с облегчением вздохнула.
– Меня уволили.
Ошеломленная, Карен с недоверием посмотрела на него.
– Уволили? Ты же входишь в правление, тебя не могут уволить!
Брайен горько усмехнулся:
– Они могут все, что им заблагорассудится.
– Но ты так много работал… Все субботы…
– Я делал это потому, что новое правление уже увольняло работников. – В маленькой комнате его слова, казалось, отскакивали от стен с тупой категоричностью. – Они убедили меня, что я вхожу в их команду, говорили, что у меня отличные показатели, большой стаж работы. – Брайен покачал головой. – Но все это был грязный обман – чтобы я чувствовал себя в безопасности и закончил проект, к которому уже приступил.
Карен попробовала его успокоить:
– Может быть, это временное увольнение? Пока они не войдут в курс дела.
Брайен равнодушно покачал головой:
– Маловероятно. У компании «Прэгер» хватает своих работников, будут ликвидироваться целые наши подразделения. Они говорят, что это входит в план реорганизации, что их потрясающая программа должна якобы привести к увеличению производства и прибылей. Прибыли! Подонки думают только о деньгах. А на сотрудников им наплевать.
– О Боже, Брайен! – Сквозь завесу слез она видела, как муж встал и подошел к окну: руки стиснуты за спиной, плечи устало опущены; Карен подошла и, обняв сзади за талию, уткнулась ему носом в спину, шепча: – Ничего, у нас все будет хорошо, дорогой. Ты скоро найдешь себе что-нибудь еще. А пока будем жить на доходы от театра.
Неожиданно он оторвал ее от себя и оттолкнул.
– Каким образом? – выпалил Брайен, обернувшись. – Как мы будем жить на прибыль от театра, когда ты быстренько пристраиваешь ее всю без остатка?
Потрясенная, Карен широко открыла глаза.
– Брайен, не надо.
– Не надо что! – спросил он, сверкая глазами. – Не надо говорить правду? Не надо называть вещи своими именами? Хватит, Карен! Будто ты никогда не слышала этих слов! Заметь, я ведь не сказал ничего нового. Но нет, ты все время шла напролом со своими сумасшедшими планами, разве не так? Всадила тысячи долларов в бесполезную, безнадежную затею, не дав мне возможности превратить их для нас в источник постоянного дохода.
Его слова прозвучали как пощечина, и она отступила на шаг, прижав руку ко рту.
– Это несправедливо, – сказала Карен, пытаясь увещевать его: она не хотела, чтобы спор перешел в ссору. – Я никогда не брала у тебя ни цента. И пока у меня все идет хорошо.