— Живучее племя!
Петр Петрович аккуратно собрал в пергаментный кулек этот невиданный цветущий снег.
Сверкающие грани их плавучего острова оказались крепкими и не тронутыми трещинами.
Путешествие уже заканчивалось, когда невдалеке из воды высунулась блестящая темная голова и два круглых глаза уставились на них. На этот раз нерпа.
Ударил выстрел, и нерпа, всплеснув, закачалась на легкой волне. Наконец-то! Первая добыча!
Ветер быстро относил убитого зверя. Петр Петрович развернул клипербот и налег на весла. Неожиданно туша стала погружаться в воду.
— Эх, пропадет!.. Петя, греби!
С ходу клипербот ткнулся носом в льдину. Петр Петрович вонзил весло в воду, стараясь поддеть тушу, и не достал. Нерпу затянуло под лед. Но Иваном Дмитриевичем уже овладел охотничий зуд. После обеда он снова взялся за ружье.
— Дмитрич, опять на канал? — удивился Женя.
— Да, попробую подкараулить «зайчишку» пудов на двадцать.
И, перекинув ружье через плечо, Иван Дмитриевич зашагал к торосам.
Женя записал в дневнике:
«Легенда о безжизненности полюса опровергнута. Постепенно знакомимся с коренным населением».
ПУТЬ ЛЬДИНЫ
Штормовой ветер бесновался. Сорвал с привязи и унес куда-то в снежную муть клипербот. Повалил кухонную палатку. Разодрал палатку Жени Федорова.
— Приборы!
Женя схватил стоявшую дыбом нарту и, повалившись вместе с нею, придазил хлещущие рваные края. Ветер вырывал, пузырил шелк, но сорвать его уже не мог. Приборы были спасены.
Досталось и продовольственной базе. В одно мгновение разметало бидоны, ящики, тюки.
Люди сбились с ног. Увязая в снежной каше, вырывали у ветра разбросанное имущество, укрепляли палатки, заклеивали перкалем21 порванные места.
Клипербот отыскали в торосах соседней льдины.
Ветер упрямо рвал его из рук. Все же его приволокли и опять посадили на привязь. Кухонную палатку укрепили новыми растяжками. Но от ветра не было спасения. Он продувал насквозь, гасил примус.
А обед все равно надо готовить. И Иван Дмитриевич превратился в своеобразный заслон. Широкий в своих нанизанных одна на другую одеждах, он сидел на бачке, а в ногах у него гудел, захлебывался так называемый бесшумный примус, на котором в объемистой кастрюле клокотал флотский борщ.
Подсаливая, подбрасывая разных специй, помешивая поварешкой — не подгорел бы, — Иван Дмитриевич доводил борщ до нужной кондиции. Скоро придут все, усталые, продрогшие. Надо, чтобы обед был горяч и вкусен.
Снаружи завыло яростнее. Примус, словно проглотив порцию ветра, загудел, зафыркал еще злее.
— Вой, зверюга, вой, — добродушно говорил Иван Дмитриевич не то ветру, не то примусу.
Он довольно улыбался. Из-под нахлобученной по самые брови ушанки на черном от копоти, обросшем лице светлели белки глаз да зубы.
Сегодня он получил телеграмму от своей Володечки из Ессентуков. Ох и развеселила же она всех! Галина Кирилловна писала, что местный телеграф, сколько она ни уговаривала, так и не принял телеграмму с адресом «на полюс». Такой адрес у них не числится. Пришлось посылать через Москву.
— А что вы смеетесь? — сказал тогда Женя. — Вы думаете, нас легко найти? Мы же каждый день меняем адрес.
Он пододвинул карту, на которой делал отметки. Путь их льдины шел извилистой линией с севера на юг. А недавно, словно чувствуя, что на юге льды встречают недружелюбно и спешить туда незачем, льдина вдруг сделала крутую петлю, и они снова очутились на том месте, где были десять дней назад — тридцатого июля.
Какие силы движут льдину? Что влияет на ее путь? Над этим они много работали. И Женя написал об этом статью в «Комсомольскую правду».
«…Мы, пожалуй, самые неспокойные жители Советского Союза, мы — непоседы. Наше странствование называется дрейфом. И хотя наш дом — черная палатка — все время как будто бы на месте, мы на самом деле беспрерывно меняем наше место под солнцем. Каким же законам подчиняется дрейф? Ответить на эти вопросы — одна из основных задач нашей зимовки.
В первые дни и даже недели казалось, что мы движемся исключительно по воле ветра. Мы даже считали себя авторами простого, но очень важного для нас открытия: определенным скоростям ветра соответствовали определенные скорости дрейфа. Мы не забыли учесть и отклоняющее действие вращения Земли.
Но вскоре мы были разочарованы. Это случилось тогда, когда накопилось достаточно наблюдений. Мы начертили на карте путь нашей льдины. Потом рядышком начертили тот путь, который сделала бы льдина, если бы слушалась только ветра.
Перед нами лежало два пути. Они были петлисты, зигзагообразны, но резко отличались друг от друга. Это говорит о существовании других причин движения льда. Оказалось, что, помимо ветра, лед увлекается постоянным течением на юго-восток со скоростью полторы мили в сутки.
…Счетчиком, отмечающим все детали нашего движения, служат гидрологические вертушки, опущенные в глубь моря. Они позволят нам проследить взаимное перемещение слоев воды относительно друг друга, точно установить направление и скорость океанских течений и движения льда. В результате длительного изучения всех этих элементов мы надеемся распутать сложную схему дрейфа льдов в центре Ледовитого океана.
Пожелайте нам удачи!»
— Дмитрич! Иван Дмитриевич! — Край наполовину зашнурованной двери палатки отогнулся, и ветер, разом обскакав все углы, загасил примус. В просвете показалось залепленное снегом, встревоженное лицо Петра Петровича. — Трос заело!
Под напором штормового ветра льдина бежала с большой скоростью. Двухкилометровый трос с четырьмя батометрами был спущен в океан и волочился, накрепко прижатый к нижнему краю проруби.
На обледенелом помосте трудно было устоять. Упираясь коленом в лебедку, Иван Дмитриевич опустил в загустевшую от снега воду длинную алюминиевую трубу. Место, где держало трос, нашел быстро. Но труба скользила, срывалась. У них перехватывало дух — только бы не оборвать!
Ну вот, обсерватория и готова! (Е. К. Федоров.)
Смахнули с лица липучий снег, надвинули поглубже капюшоны — снег забивался за ворот, и ледяные струйки сползали по телу. Стали снова шарить в проруби.
Наконец удалось зацепить. Осторожно нажимая, Иван Дмитриевич удерживал трос на кончике трубы.
— Петя, выбирай! Только помаленьку.
Барабан пошел. Туго. Миллиметровый трос звенел, готовый вот-вот лопнуть. И на пронизывающем ветру им стало жарко! Ведь там четыре батометра!
Нет, уж лучше оставить, пока ветер уймется и льдина замедлит ход.
Ветер не затих и назавтра. Он только в клочья порвал низкие тучи, и Женя, «поймав» солнце, смог определиться. Он сделал на карте новую пометку и громогласно объявил:
— Можете радоваться; мы только что перевалили через Гринвичский меридиан и теперь уже находимся не «за границей», а в нашем родном восточном полушарии.
— Могу подтвердить, — без улыбки сказал Петр Петрович, — я только что слышал, как мои батометры зацепили за меридиан.
Словно подтверждая его слова, звякнули стеклянные баночки. Петр Петрович кропотливо сортировал заспиртованную живность.
«…Научных материалов у нас сейчас много. Мы едва успеваем их обрабатывать. Ограниченное количество посуды заставляет Ширшова работать круглые сутки, чтобы освободить ее для следующей гидрологической станции. В числе прочего нам, например, удалось установить, что даже на глубине трех километров есть биологическая жизнь. Не сохранить ее образцы было бы преступлением».