Груженые карбаза сцепили в связки, по четыре штуки в каждой, и караван тронулся в далекий и опасный путь. В верховьях Лены много извилистых мелких перекатов, и здесь неповоротливым карбазам угрожает опасность сесть на мель, «присохнуть», как говорят лоцманы. Местами зажатая береговыми скалами река мчится со скоростью горного потока. Малейший недогляд лоцмана может привести к гибельному удару о скалистый откос берега. Даже на удобном и просторном плесе внезапно разыгравшийся ветер может выбросить караван на берег, и, наконец, в среднем течении Лены, на подходе к Приленску, где беспокойная река, ежегодно меняющая фарватер, замывает одни и углубляет другие рукава, можно заплыть в неходовую протоку и остаться там навсегда…
С каждым днем неторопливо плывущие карбаза переносили Таню все дальше и дальше на север, и каждое утро все новые и новые картины, одна красивее и величественнее другой, открывались ее изумленному взору. Высокие откосы берегов почти от самой воды густо заросли частым хвойным лесом. На крутых склонах зеленеют сосны, в распадках и долинах отливают темной синевой мохнатые ели. Когда же солнце, склоняясь к закату, спрячется за скалы, тайга темнеет, и почерневший гребень еще рельефнее выделяется на голубовато-лиловом предзакатном небе. Среди зелени высятся каменистые утесы, их склоны покрыты осыпью разноцветного искрящегося на солнце щебня.
Иногда горы уходят от реки, и она на протяжении сотен километров течет среди долины, покрытой зелеными лугами, желтыми прямоугольниками созревающих хлебов и курчавыми перелесками. Вдоль берега раскинулись селения. Глаз радуют добротные, пятистенные, в большинстве крытые железом дома. Ребятишки шумной толпой высыпают на берег, скатываются по откосу к самой воде и, утопая босыми ногами в прибрежном песке, бегут вслед за карбазами.
Однажды, просыпаясь и зябко поеживаясь от росистого утреннего холодка, Таня услышала обрывки разговора:
— …только и уцелел, — закончил фразу хрипловатый бас.
— А карбаза? — взволнованно спросила Перфильевна.
— Карбаза, — спокойно пояснил бас, — только раз и ударило о скалу, тут они расщепились, хлебнули ленской водицы да под «щеки» все и ушли.
— Господи! Господи! — И выглянувшая из-под одеяла Таня увидела, как мать быстро и мелко крестится, испуганно поглядывая на рассказчика.
— Чего это ты, мама? — спросила Таня.
— Да как же! Ведь вот каких страхов наговорил. Не дай бог, как все правда!
— Вот поближе, тетка, подъедем, тут тебе всю правду сама река окажет, — отвечал лоцман.
Караван приближался к знаменитым ленским «щекам». Издали «щеки» похожи на огромные, распахнутые настежь ворота. Оба берега почти сходятся и теснят реку отвесными серовато-ржавыми скалами, сдавливая ее живое струящееся тело. Стиснутая река с бешеной яростью бьется о каменистые берега. Отраженные от кручи потоки переплетаются в бурливых водоворотах, прорезывая глубокими воронками поверхность реки.
— А это что за избушка на курьих ножках? — спросила Таня, увидев крошечный, окруженный кривобокими сосенками домик на вершине правобережной скалы, когда карбаза приблизились к «щекам».
— Сторожевой пост, — пояснил лоцман. — На нижнем выходе такой же. Сейчас постовой передаст туда: «В «щеки» вошел караван», и все суда, которые плывут снизу, будут ожидать нас на нижнем плесе. В «щеках» узко, разминуться негде.
Тане «щеки» показались очень грозными, и она облегченно вздохнула, когда карбаза, миновав опасное место, выплыли на привольное плесо, широкое, как озеро.
Карбаза неторопливо плыли вниз по реке. Приветливое ленское солнце ярко светило с чистого безоблачного неба, речная прохлада смягчала дневной зной, и Таня, забыв даже свои книжки, без устали любовалась красотой ленских берегов.
Теперь река заполняла всю пойму, разветвляясь на рукава-протоки, и карбаза то огибали бесчисленные острова, поросшие березняком и елью, а в большинстве покрытые свежей зеленью тальниковых зарослей, то прижимались почти вплотную к скалистым обрывам материкового берега. Гранитные утесы, окруженные группами цепких кряжистых сосен, напоминали то развалины средневекового замка, то фигуры каких-то фантастических животных, то возвышались рядами стройных обелисков, окрашенных в самые разнообразные цвета — от сине-фиолетового до ярко-розового. И Таня вместе с отцом восхищалась чудесной природой ленской долины.
В Приленске хозяйственный Алексеич быстро обжился. В то же лето построил небольшой домишко из двух комнат. Перфильевна развесила на окошках вышитые занавески, застелила Танин столик и самодельный комод беленькими скатерочками, и Шинкаревым, в особенности когда все они вечером собирались в своем домике, казалось, что они никуда и не переезжали или если переехали, то вместе с куском родной прикамской земли.