НА ЛЕТУ.
ОЧЕРК.
I.
-- Сколько чемоданов-то севодни?-- спрашивал почтарь Платошка, когда у крыльца сосногорской почтовой конторы с грохотом останавливалась почтовая тройка. -- Сколько есть, все твои... угрюмо отвечал старшой, распоряжаясь выноской кожаных тюков, набитых корреспонденцией.-- Эй, Иванов, осмотри печати... Платошка обыкновенно стоял на крыльце, пока юркие городские почталионы, с смехом, прибаутками и вечными шуточками над Платошкой, выносили громадные чемоданы, гремевшие железными кольцами, точно кандалами. Взерошенная и вечно заспанная фигура Платошки невольно вызывала смех, хотя это был серьёзный и даже угрюмый человек. Угреватое красное лицо с щетинистыми рыжими усами и бритым подбородком глядело из-под разношенной и сплюснутой почтовой кэпки серыми упрямыми глазами, точно Платошка вечно сердился на кого нибудь. Этот обиженный вид и дорожный костюм, заключавшийся в стеженых штанах и рыжем пальто с форменными пуговицами, служили неистощимым источником для остроумия разбитных почтовых чиновников, выбегавших посмотреть, как Платошка поедет с почтой. -- Не житье этому Платошке, а масляница... галдели чиновники, попыхивая папиросками.-- Катается, как сыр в масле. -- Платошка, кланяйся от меня березке, которая на седьмой версте... -- А за меня в Поярковой стаканчик у Женьки выпей. Она добрая... Да ты оглох, што ли, Птатошка,-- с тобой говорят?.. -- Отвяжитесь, дьяволы... нахмурив брови, отвечал Платошка и только крепче принимался сосать свою короткую трубочку с изгрызенным чубуком. -- Эй, главнокомандующий, готово!.. кричал старшой, когда последний чемодан был брошен в развалистую почтовую телегу.-- Пожалуйте... Сегодня налегке доедешь, Платошка. -- Как же, налегке... ворчал Платошка, забираясь на самый верх сложенных горой чемоданов.-- Не варнаки ли, сколько опять чемоданов наворотили!.. В следующий раз ни за што не поеду: пусть другую подводу дают... вот вам истинной Христос, што не поеду. -- Да ты только теперь поезжай, а после на двух тройках почта побежит... Эти сцены повторялись каждый раз, когда Платошка увозил из Сосногорска сибирскую почту. Каждый старался ввернуть какое нибудь острое словечко относительно уезжавшаго почтаря, котораго на всем разстоянии сибирскаго тракта от Сосногорска до уезднаго городишка Проломнаго знали в лицо все почталионы, чиновники, сторожа, станционные смотрители и ямщики, потому что Платошка по одному месту ездил уже семнадцать лет. Да, целых семнадцать лет Платошка "делал" взад и вперед эти 213 верст самаго проклятаго тракта по два раза в неделю, т. е. все четыре конца, не смотря ни на какую погоду. При выезде из Сосногорска, все ямщики останавливали лошадей у покосившейся избушки, в которой жила жена Платошки с двумя маленькими детьми. Почтарь каждый раз непременно завертывал проститься. Избенка была низкая, гнилая, покосившаяся, но с каким удовольствием Платошка переступал через ея обшмыганный порог. Сибирская почта уходила обыкновенно утром, так что хозяин заставал топившуюся печку, а жена что нибудь толклась тут же с своим бабьим делом. С палатой выставлялись две ребячьих головы, разбуженных почтовым колокольчиком. -- Ну, Агаѳья, мотри... говорил обыкновенно Платошка, оглядывая свою избу.-- Говорю: мотри, соблюдай... все соблюдай. -- Чего соблюдать-то?-- огрызалась Агаѳья.-- Было бы на што смотреть-то. Вон как у почталиопов, у них и квартера готовая, и всячины припасено... Агаѳья была еще молодая бабенка, курносая и черноглазая, с весноватым лицом и звонким голосом, как все сосногорския мещанки; она вечно щеголяла в ситцевых платьях и вечно говорила о городских почталионах. -- Погоди, вот ужо... как нибудь... бормотал Платошка, присаживаясь на лавку.-- Не все же будем трепаться по трахту... Слава тебе, Господи, было поезжено семнадцать годов... -- Другие-то почтари деньги наживали на трахту,-- тараторила Агаѳья, ворочая у топившейся печки чугуны: -- а ты только только жалованьишко обернешь... Вон ребята-то ростут, ведь они пить-есть просят, одежонки тоже, а из каких капиталов-то. Ну, чего молчишь, твоя ведь работа-то... При таком обороте разговора Платошка тяжело вздыхал, торопливо крестился в передний угол и, нахлобучив свою кэпку, поскорее уходил из избы. Его манила и эта топившаяся печь, и палати, и свой угол, но почтовая тройка ждала на улице -- нужно было ехать, ехать и ехать... -- Другие наживали... как же... бормотал Платошка, взбираясь на чемоданы.-- Знаем мы... Агаѳья иногда смотрела в окно, как, погромыхивая колокольчиками, почтовая тройка увозила Платошку и сердито ворчала: -- Ну, и дал же Господь муженька... другие-то все люди, как люди, а тут чучело какое-то гороховое!..