Она, уставшая, но довольная, сняла маску и с наслаждением глотнула свежего воздуха.
– Недурно, – скупо похвалил учитель, неровной походкой двигаясь к скамье и попутно тоже открывая лицо. – Думаю, на сегодня закончим.
– А разбор ошибок? – Марианна, только собирающаяся повесить оружие, замерла.
– Ты права, – хмыкнул дядя, грузно опускаясь на лавку и с протяжным выдохом облокачиваясь на стену позади. Рука, затянутая в белую перчатку, до сих пор сжимала рукоять сабли. – Принеси завтра на тренировку разбор своих ошибок в письменном виде.
Марианн удивленно пожала плечами и промолчала. Видимо, у наставника другой подход к обучению.
Повесив рапиру, она хотела было выйти из зала, но около двери притормозила.
– Дядя... Э... Я ведь могу уже тебя так называть, занятие окончено?
– Да. – Отозвался мужчина. Его голова была прислонена затылком к стене, глаза закрыты.
– Дядя, ты хорошо себя чувствуешь?
– Неожиданный вопрос, – дернулся кончик губ, но Бродерик не улыбнулся. – Все хорошо, Марианна, ступай.
– Может, тебе воды принести? – неуверенно предложила девушка. За время лечения родственника, в течение которого ей приходилось по наказу доктора Тейлора мазать заштопанную грудь, Марианна уже привыкла заботиться о дяде.
Воспоминания накатили лавиной. Покрывать лекарством поджарое тело Бродерика оказалось волнительной процедурой, отзываясь даже сейчас жаром в щеках и... огнем глубоко внутри. Каждый сеанс проходил в молчании. Марианна даже не пыталась скрывать свое смущение, касаясь кожи с брутальной зарослью волос. Дядя неизменно притворялся, будто дремал, чтобы племяннице было проще.
Марианна не могла отделаться от мысли, что Бродерик наслаждается ее прикосновениями. Как она дошла до такой мысли – ей и самой неведомо, но она чувствовала, что все именно так.
Может, дело в учащавшемся сердцебиении, которое она ощущала под ладонями?
Но ведь дядя же не может... не может испытывать к ней чувства, как к женщине? Верно? Она же родственница по крови! Да и разница между ними в тринадцать лет!
По логике, Марианна должна избегать общества опекуна. Это было бы правильно. Но... Он же ведь ничего предосудительного не делает, да? Так зачем лишать себя удовольствия учиться у великого фехтовальщика?
– Не надо воды, – отвлек ее от раздумий голос наставника. Подняв голову, Марианна смутилась под прямым взором голубых глаз. Господи, он ведь просто смотрит, а она уже краснеет! Может, это с ней что-то не так? А дядя, возможно, в полном порядке?
– Я хотела спросить... – запинаясь, проговорила Марианна. – Ты можешь показать мне свою руку? Интересно, как... Как ты держал саблю?
– А какое это имеет значение? – ровно спросил Бродерик, но глаза помрачнели.
– Любопытно... – растерялась девушка. – Ты ото всех скрываешь, и я понимаю, что это тайна... Если хочешь, я поклянусь молчать!
– Иди, Марианна... – махнул левой рукой дядя, снова откидывая голову и прикрывая веки. Девушка постояла еще немного и, обиженная, ушла, резко хлопнув дверью. Что мешало ему открыться?! Впрочем... Имеет ли она право требовать доверия за все то, что натворила?
Ребенку ведь спички тоже не доверяют... пока не вырастет.
От подобного сравнения на глазах выступили слезы, и Марианна спешно скрылась в своей комнате. Переодевшись, похлюпав носом и, наконец, успокоившись, она решила погулять по территории, развеяться и разобраться в ошибках поединка.
Выйдя на аллею в элегантном, недавно приобретенном розовом пальто и черном берете, фехтовальщица углубилась в свои мысли и не заметила, как сзади кто-то подошел. На траве выросла черная тень. Низкий, с хрипотцой мужской голос раздался прямо под ухом:
– Кто это здесь ходит?
Марианна испуганно обернулась и увидела молодого мужчину с копной светлых волос. Его серые глаза сверкали, а руки жадно тянулись к девичьему телу...
Новое лицо
– Генри! – радостно воскликнула Марианна, бросаясь в обьятия друга. Единственный человек из ее прошлой жизни, который, волею судьбы, оказался рядом в такое нелегкое время. – Представляешь, дядя все же сдержал слово и провел первый урок!
Генри задержал девушку в своих объятиях на мгновения дольше положенного, украдкой втянул носом тонкий фруктовый аромат волос и поспешил отстраниться. На его привлекательном лице расцвела широкая улыбка:
– Безумно рад за тебя! Мы долго к этому шли!
Усадьба, стеклянные окна которой отражали вечерний сумрак, была окружена небольшим парком с каменистыми дорожками и невысокими аккуратными кустиками, сейчас почти голыми. В кладку аллей были вмонтированы лампы, уютно подсвечивая территорию; у белеющего в просветах бетонного забора, в ветвях обнаженных деревьев притаились высокие фонари, освещая пустые нынче клумбы.