Шум битвы снова невероятно усиливается. Защитники отбиваются героически, но противник яростно вырывается вперед и бросает в бой все новые и новые силы. Его преимущество становится мало-помалу подавляющим, десантная операция союзников удалась. На Галлиполи разгорается упорная позиционная война. Из экипажа “Гебена” вскоре после этого формируются пулеметные подразделения и командируются на фронт.
Итак, предполагается одновременная атака на проливы. Предстоит подготовленный общий прорыв, при котором русскому флоту досталось задача отвлекающего маневра.
Значит, нам, радистам, нужно внимательно прослушивать эфир, так как договоренность наших противников о морских проливах должна наконец- то как-нибудь осуществиться. Возможно, нам удастся открыть секрет и благополучно испортить им дальнейшие переговоры. Вскоре мы находим объяснение всеобщему превосходству вражеских сил. Наши противники действительно хорошо все продумали и много об этом переговаривались. Да, если б не радисты “Гебена”!
Однажды, когда мы с большим терпением прислушивались к тому, что звучало в атмосфере, мы услышали, как русский крейсер “Кагул” в Черном море на 1000-метровой волне передает радиограмму недавно подошедшему в район Дарданелл из азиатских вод крейсеру “Аскольд”. И затем мы замечаем, что “Кагул” действует лишь только как ретранслятор и передает радиограммы, полученные из Севастополя, дальше.
Главная радиостанция Севастополя не располагала необходимой мощностью, для того чтобы находиться с “Аскольдом” в прямой связи. Русские поэтому помогли себе сами: они подключили “Кагул” в качестве промежуточной станции. Русский крейсер должен был находиться в районе черноморского побережья и играть роль корабля-ретранслятора. Так осуществлялась прямая связь между Севастополем и “Аскольдом”. Всегда происходило так: Севастополь – “Кагул” – “Аскольд” и наоборот. Связь велась в основном ночью. Как известно, тогда достигаются большие расстояния.
Когда мы раскрыли тайну противника, наше следующее задание было контролировать двусторонние переговоры между эскадрой союзников перед Дарданеллами и русским Черноморским флотом и по возможности помешать им. Мы полностью обеспечивали решение этой задачи!
Ночь напролет мы наблюдали всю связь, которая велась шифровками. Они должны ещё многое друг другу рассказать, англичане и русские. Но затем, в следующую ночь, “Кагулу” предстоит кое-что пережить!
Русские радисты живописно ругались и шумели, когда каждый раз, как только устанавливали связь, попадали с “Гебеном” на одну волну, что делало передачу радиограмм “Аскольду” невозможной. При всем желании таким образом нельзя было вести никаких переговоров. Сразу же, когда "Кагул” предпринимал новую попытку, мы вволю им мешали. 10 дней и 10 ночей русские предпринимали свои попытки. Раз все-таки должно получится, думали они. Но мы – упорные стражи. Без перерыва мы уже снова сидим на волне и мешаем, так что у радистов с “Кагула” даже глаза раскрываются от удивления.
Вновь и вновь пытаются они установить связь, но все бесполезно. Мы в радиорубке, конечно, получаем огромное удовольствие от этой истории и отчетливо представляем себе рассерженные и недоуменные лица “коллег” по ту сторону. Наконец русские прекращают всякие попытки. Ведь радисты с “Гебена” имеют большой опыт и знают толк в борьбе в эфире. Один раз за эти дни “Аскольд” радирует очень-очень слабо и вызывает своего друга “Кагул” в Черном море. Но тот его не слышит. Он со своей стороны все больше и больше вызывает “Аскольд”.
Некоторое время мы слышим это в радиорубке “Гебена”. Нас забавляют эти обоюдные поиски. Наконец нам приходит блестящая идея. Мы знаем тип радиостанции “Аскольда”. Итак, мы настраиваем свой тон в тон с “Аскольдом” и радируем сигналом слабой мощности на “Кагул” в качестве долго отыскиваемого “Аскольда”.
Попытка блестяще удается. Исполненный радости оттого, что ему наконец-то посчастливилось установить связь, он сразу же в спешке начинает отправлять на “Аскольд” радиограммы. Значительное количество радиограмм, таким образом, он передает нам. Счастье только, что его радисты не могли слышать наш громкий смех. Во всяком случае, славный “Кагул” был порядком удивлен, когда не получил от “Аскольда” ни одного ответа на свои радиограммы.
Мы в радиорубке, конечно, получаем огромное удовольствие от этой истории
Западня!
9 мая, в 4.30, “Гебен” снова вернулся из похода в Черном море. Мы медленно заходим в Босфор, в нашу привлекательную бухту Стения. Из Зунгулдака мы отконвоировали два парохода с углем. “Гебен” ещё не пришвартовался к набережной, как уже прозвучало: “Корабль к погрузке угля изготовить!”. Баржи с “черными бриллиантами” подходят и швартуются вдоль борта.
Мы были озлоблены на русских и яростно взялись за работу. Русская подводная лодка сыграла с нами злую шутку. Мы ждали перед Зунгулдаком выхода пароходов. Они уже были готовы и только покинули порт, как тут же произошло несчастье. Неожиданно последний пароход был торпедирован. Коварная торпеда проделала в корпусе огромную пробоину и когда исчез неожиданно поднявшийся около судна столб воды, не было видно даже обломков самого парохода. Вместо трёх пароходов с углем по левому борту мы видели только два.
Вся эта история произошла настолько неожиданно, что мы сперва протерли глаза, чтобы увидеть место, где только что был пароход. Но его не было! Мы вернулись домой с двумя пароходами. Эта дерзость русской подводной лодки, конечно, здорово нас рассердила. Мы в бешеном темпе грузили уголь, чтобы не так много думать об этом событии.
5 часов вечера. Я снова в радиорубке “Гебена”. Моя вахта продлится долго. Когда мы выходим в Черное море, тогда радиорубка – мой боевой пост. Также и вне службы я должен обычно находиться поблизости, чтобы в случае необходимости перевести перехваченную радиограмму. Так что радиорубка мой боевой пост в море и в базе. Но ничего не поделаешь. Это ведь война!
Эй, в чем тут дело? Зунгулдак вызывает так взволнованно, у него срочная телеграмма? Там запахло порохом! Тем временем наступило 5.30 вечера. Телеграмма быстро дешифруется. Нечего сказать, неприятный сюрприз: “Русский крейсер “Кагул” встал на якорь перед Зунгулдаком и высаживает десант”. Кажется, десант собирается разрушить радиостанцию, которую трудно обстрелять с моря. Черт подери, русские становятся всё смелее, думаю я в первый момент. Так они до сих пор не рисковали. Ну подождите же! Расплата не заставит себя ждать.
Возможно, прошло 10 минут, как мы послали печальную весть флаг-офицеру, тут посыльный уже возвращается и сообщает нам о приказании поднять пары во всех котлах. Надо было сразу же выходить в море, в Зунгулдак, и погрузка угля была тут же прекращена. Сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы. Со спокойным днем было покончено. Приготовления к выходу идут теперь достаточно быстро. Офицер уже у нас в радиорубке. В следующий миг отданы швартовы, и “Гебен” устремляется из бухты Стения в Босфор и в Чёрное море. Так как мы лишь недавно вернулись, котлы ещё не остыли, то через короткое время мы были готовы к походу.
В Босфоре “Гебен” увеличивает скорость. Все быстрее мимо бортов корабля проносится встречное течение. Со всё более равномерным и быстрым дрожанием корпуса корабль выходит на максимальный ход. Когда “Гебен” проходил Босфор, над Чёрным морем уже опустился вечер.
Тем временем мы оживленно ведём дебаты в радиорубке. Все разозлены наглостью “Кагула”. У меня всё это ещё не укладывается в голове. Какое-то чувство говорит мне, что русские строят совсем иные планы. Когда я открываю свои подозрения офицеру и объясняю, что в случае с “Кагулом” речь всё же легко может идти о провокации, подстроенной русскими, чтобы нас выманить и подкараулить “Гебен” на обратном пути в районе Босфора. Он отвечает: “Ах вот как, но он может быть уже высадил войска. Мы ему покажем, что значит высадка десанта. Мы должны атаковать “Кагул”, и теперь ночью мы можем проще всего застать его врасплох. То, что мы зашли в Босфор, он наверняка знает, но о том, что мы сразу же снова вышли, он и не подозревает”.