— Нет, — качнул головой. — С бабкой. На десять лет меня старше. Когда-то пустила в дом. Хороший она человек. И обед сварит, и постирает. Я ее так бабкой и зову. Трудно ей нынче стало: давление, печень, чего-то еще… Ну да что делать? Живем, жалеем друг друга, Люба.
Вера забежала ко мне домой на минутку и, не присаживаясь, решительно распорядилась:
— Через час нужно быть у меня. Придет Игорь. Я сказала — день рождения.
— Но у тебя же зимой.
Она покрутила у виска пальцем.
— Просто отцу хотелось посмотреть Игоря. А потом, — она подмигнула, — и мне этого хотелось. Нерешительный он человек, приходится брать инициативу в свои руки. Пусть сравнит ухоженный быт с холодом армейской жизни.
Она захохотала, радуясь собственной шутке, прибавила:
— В моем возрасте, как сказал Мичурин, нельзя ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача.
…Из дома я вышла, как и условились, через час. И около Вериной парадной столкнулась с Игорем. Он шел в гражданском костюме, подтянутый по-военному, озабоченно-сосредоточенный, точно предстояло ему здесь выполнять задание особой важности. Я сразу об этом ему сказала. Он улыбнулся, но комментировать не стал, вроде бы согласился.
— Жених! — издевательски заметила я.
Игорь оглянулся по сторонам, точно его уже преследовали, и то ли шутливо, то ли серьезно спросил:
— Неужели, Люба, я произвожу такое глупое впечатление?
Двери оказались открытыми. По всему было ясно, что нас высмотрели в окно.
Иван Васильевич и Евдокия Никитична стояли в коридоре напряженные и торжественные, плечом к плечу.
— Познакомьтесь, — сказала им Вера, принимая у Игоря цветы и чмокая его в щеку. — Это…
Она не договорила, ее перебил Иван Васильевич.
— Сейчас, сейчас! — крикнул он. В его руке был будильник. Иван Васильевич вертел торопливо стрелки, нажал кнопку звонка. И вдруг в коридоре возник мелодичный звон, малиново заиграли колокольчики. — С музыкой хотелось встретить, — объяснил Иван Васильевич, протягивая в сторону Игоря будильник и по-детски счастливо улыбаясь. — Конечно, мы, родители, узнаем все последними, но уж такое решение настоящего времени, текущего, так сказать, момента.
Евдокию Никитичну в этой суете и звоне совсем забыли, она стояла за спиной мужа и была не видна, как маленькая девочка за большим столом. Склонила голову и, мечтательно улыбаясь, слушала.
Я подошла к ней. Она радостно зашептала:
— Красивый какой милиционер-то! — Дернула мужа за рукав. — Ты у меня, Ваня, таким красивым-то не был!
— Как это не был?! — возмутился Иван Васильевич.
Он наконец повернулся, освободив большое пространство, и как бы показал Игорю свою жену.
— Как не был! — шутил он. — Да я и сейчас красивый, если от мазута отмыть.
Евдокия Никитична прыснула.
— Балабол ты, Ваня! Как был балабол, так и остался…
Повернулась и по-хозяйски широким жестом пригласила гостей войти.
— Давай, Любаня, командуй. Ты своя у нас, вторая, можно сказать, дочь, как-никак сватья…
— Мама, ну что ты говоришь! — одернула Евдокию Никитичну Вера. — Игорь подумает…
— А что ему думать, — сказал Иван Васильевич радушно. Он обнял жену, положил огромную ладонь на ее покатые плечи, притянул Евдокию Никитичну к себе, и она словно прилипла к его большому телу. — Мы люди простые, мыслей за пазухой не держим. Выпьем сейчас и договоримся…
Он отпустил жену, и Евдокия Никитична словно помолодела, выпорхнула из его объятий, опередила нас, распахнула дверь в залу, как они называли большую комнату.
— Прошу, товарищи-граждане! — говорила она. — Будем накрывать!
— Накрывать есть чего! — гудел Иван Васильевич. — Магазинного мы не уважаем, многое идет со своего огорода…
Сели за стол.
— У нас в гараже, — обстоятельно заговорил он, — иногда спрашивают: «Ну зачем, Иван, тебе такая дача? Мороки с ней! Света божьего не видишь». — «Да, говорю, не вижу. Но для кого я стараюсь? Для дочки стараюсь. Для внуков, если пойдут. Мне поэтому лучшего света и не хочется».
— Папа!
— Помолчи, — сказал Иван Васильевич. — Дети теперь так и норовят влезть раньше родителей.
Евдокия Никитична расставляла наливки — смородинную, крыжовниковую.
— Вот и поглядим, что дает моя дача! — говорил Иван Васильевич, доброжелательно похохатывая.
Количество блюд, блюдечек и вазочек нарастало. Была тут и моченая брусника, и соленые грузди, и грибы маринованные белые, и огурчики корнишоны, маленькие, ровные, словно отобранные по одной мерке, и помидоры, и моченые яблоки, и лучок, и даже шпик собственный, присланный сестрой Ивана Васильевича из деревни.