Юраша огляделся и осторожно, двумя пальцами, начал приподнимать карточку.
— «Лучший зоотехник», — прочел он с удивлением.
— Сходи-ка за носилками, — приказал ему Борис Борисович. — Госпитализировать будем.
Тетя Нюся перевела взгляд на Кулябкина, промолчала. Это получилось вроде согласия с ее стороны, и Кулябкин пошел в другую комнату предупредить родственников.
Володя Корзунков сидел на скамеечке около дома, а по обеим сторонам от него разместились две пожилые дворничихи в белых фартуках, чем-то похожие на пингвинов, и с огромным интересом ловили каждое его слово.
— Он вроде бы щупленький такой, а в работе бывает зверь, — говорил Володя про Кулябкина. — Я, когда в его смену заступаю, всегда наперед могу сказать: дело будет.
— Какое дело? — переспросила та, что сидела справа.
— Разное, — сказал Володя, как само собой разумеющееся. — Может оживить, а может и не оживить, но уж попотеть придется.
— Как это «оживить»? — с недоверием переспросила первая. — Из мертвых, что ли?
— Ага, — сказал Володя очень спокойно, — клиническая смерть. И тут, я тебе скажу, главное — не растеряться, главное — чтобы все тебе в рот смотрели и в нужном направлении двигались. Дефибриллятор требует. Значит, дай ему дефибриллятор через секунду, шесть тысяч вольт тока пропусти через сердце.
— Шесть тысяч!
— И не меньше. Чтобы сильнее любой смерти было, чтобы покойник умирать передумал, вот какой должен быть ток.
Дворничихи поглядели друг на друга.
— Да такого и тока-то нет, — сказала она. — Врешь, наверно…
Она приподнялась и крикнула проходящему мимо мужичку в ватной фуфайке:
— Ваня! Шесть тысяч ток бывает?
— Зачем тебе? — спросил Ваня оторопело.
— Для оживления организма, — дворничиха пальцем показала на Володю, объяснила все.
— Нет, — уверенно сказал Ваня. — Врет он.
— Лапоть! — обиделся Володя. — Пошли, я тебе шкалу покажу.
Он встал, чтобы идти к машине, и тут же увидел Юрашу. Фельдшер не спеша подошел к «рафу», выкатил носилки через заднюю дверь.
— А он говорит, нет тока шесть тысяч вольт, — обиженно сказал Володя.
Юраша с презрением скосил взгляд на мужчину.
— Да если и есть такой ток, — стал защищаться Ваня, — то никакой человек его не выдержит. Тут и двести двадцать трахнет, любую матерь вспомнишь.
— Выдержишь, — спокойно сказал Юраша. — Захочешь жить — выдержишь. Да еще спасибо говорить будешь…
Он взвалил на себя носилки и пошел назад, даже не взглянув больше ни на мужчину в ватнике, ни на дворничих.
Племянник тети Нюси лежал в столовой на диване, дремал. Борис Борисович постоял над ним в нерешительности, тронул за локоть.
— Ночь спал плохо, — стал оправдываться племянник. — Она все ходила. Засну на минутку и просыпаюсь.
— Что же тогда «скорую» не вызвали? — упрекнула Верочка.
— Так ночь… — как само собой разумеющееся ответил племянник. — А днем она все уговаривала, что само пройдет.
Борис Борисович что-то хотел сказать, но передумал.
— В больницу придется, — холодно сообщил он.
— В больницу? — удивился племянник и тут же сказал: — Что ж, нужно так нужно. — Он поинтересовался: — А что, серьезное у нес?
— Очень. Придется оперировать.
— Надо же! Вчера еще совершенно была здоровая.
— Всегда так.
— Вот и я болею, — сказал племянник скорее себе, чем Кулябкину. — Сорок четыре, а здоровья нет.
Он поглядел на Бориса Борисовича, попросил:
— Доктор, а нельзя ли мне смерить давление?
Кулябкин хотел отказать, но племянник смотрел на него с такой тоской, что Борис Борисович невольно согласился. Он принес аппарат, наложил манжетку.
— Нормальное.
— Надо же, — удивился племянник, — а я думал, теперь подскочит.
Вошла Дуся, осмотрела полы, нашла все же след от ботинок, стала елозить тряпкой.
— А у тети Нюси серьезное заболевание… — осторожно, точно боясь испугать, начал супруг.
— Подумайте! — Дуся приложила ладонь к щеке. — Да она только что здорова была, по дому помогала.
Борис Борисович не ответил. Он хотел вернуться в спальню, но Дуся спросила:
— И надолго, как вы думаете, болезнь?
— Месяца на полтора.
Глаза Дуси испуганно округлились.
— В больницу берут, — с грустью сказал племянник. — За носилками пошли.