— Тьфу, — разозлился Юраша. — Болеют без передышки. Даже поесть не дадут.
Сысоев получил листок направления, прочел своим фельдшерам:
— «Упал на улице». — Он поднял указательный палец. — В переводе на русский язык означает: пьяный не в состоянии дойти до дома. Ну что ж, отвезем. Вручим беспокойной супруге ее счастье.
— Можем и в приемный покой свезти, — улыбнулся фельдшер. — Тепло и чисто.
— Именно! — поддержал Сысоев. — Там тепло и чисто, а на улице холодно и сыро. И главное — жестко: асфальт!
Кулябкин подошел к диспетчеру, попросил:
— Если ко мне придут, передайте, чтобы подождали.
— Мужчина? — поинтересовалась диспетчер.
— Женщина.
— Хорошо, — пообещала она и протянула листок Борису Борисовичу: — Плохо с сердцем. Вечерняя школа на Сергиевской.
— И там плохо, — услышал Сысоев. — Боря, — крикнул он от дверей, — возьми ведро валерьянки! Вас ждет несчастная любовь. — Он расхохотался и прибавил: — Подумайте, еще нет семи вечера, первый урок только кончился, а уже «скорую» вызывают. Продуктивно работают, черти.
Он распахнул дверь, его возмущенный голос слышался с улицы:
— А платили бы из собственной зарплаты за каждый такой вызов, и на улице бы не валялись, и в школу бы вызывать сначала хорошо бы подумали.
Юраша просунул голову в кабину, повернулся лицом к Кулябкину.
— И не поели, и человека не дождались, невезуха какая-то. И вызов сейчас, конечно, будет ерундовый, это уж Сысоев точно сказал. — Кулябкин не ответил, и Юраша поинтересовался: — А к вам важное лицо придет?
— Очень важное. Друг.
— А мне показалось, вы говорили — женщина.
— Что же, если женщина, то и другом быть не может?
— Не знаю, — признался Юраша.
— А разве у тебя никогда не было такой дружбы?
Юраша вспоминал.
— Честно говоря, нет, — сказал он. — Всегда как-то иначе выходит. Вроде бы любовь.
Борис Борисович открыл дверцу «рафа», сполз с неудобного высокого сиденья.
Юраша и Верочка еще не вышли, сидели в кузове.
— Скорее, скорее, — поторопил их Борис Борисович, — нас ждут.
— Сейчас, — отозвалась Верочка. — Баллон заело, не перезарядить.
— Пускай Юраша…
— Ему никак… Он слабосильный. Может, вы попробуете?
Кулябкин распахнул дверцу, хотел было прикрикнуть на фельдшеров, но передумал. Он ловко наложил гаечный ключ и, чуть крякнув, потянул его на себя.
— Так вы сильный, — немного обиженно сказал Юраша. — А мы и вдвоем не могли.
— Нужно не физику читать, а по утрам зарядку делать, — язвительно заметила Верочка. — Доктор настоящий мужчина, не чета тебе.
Она встала рядом и будто бы случайно прижалась к Кулябкину.
Он почему-то остро подумал о Тане, быстро оглянулся и пошел к дверям.
Верочка вздохнула и двинулась следом за доктором.
В вестибюле школы сидела нянечка с вязанием, поглядела на вошедших, потом поискала глазами кого-то вокруг.
— Люба! — нараспев крикнула она. — Приехали!
Откуда-то выскочила девушка, маленькая, плотненькая, подтянутая, поклонилась уважительно Борису Борисовичу, потом фельдшерам.
— Ждем с нетерпением, — сказала она. — Придется подняться на третий этаж, в учительскую.
— Что там у вас? — спросил Юраша солидно, подтягиваясь и преображаясь перед девушкой.
— Нам трудно сказать… Не старая еще… — Она перешла на шепот. — Только нервная — жуть.
— Понятно, — засмеялся Юраша. — Что и требовалось доказать.
— Тс-с, — попросила его девушка. — У всех, кроме нашего класса, уроки…
— И часто с ней так? — спросил Кулябкин.
— Бывает, — отмахнулась девушка. — Мы сначала пугались, а теперь — ничего. Привыкли.
— Что же вы своих учителей доводите, взрослые люди, — осудил Юраша.
— Да разве мы? Разве мы, — повторила девушка. — Ей путевку в санаторий не дали. В прошлом давали и в позапрошлом, а теперь у нас математик более нуждается, так она все равно требует… Вы знаете, как ее в школе зовут? — Она взялась за ручку двери с надписью «Учительская» и шепотом произнесла: — Жаба.
И опять приложила палец к губам.
— Жаба? — удивился Кулябкин. — Странно. У нас в школе тоже Жаба была.
— Вы пожилой человек, у другой учились, — сказала девушка.
— Какой он пожилой, — обиделась за Бориса Борисовича Верочка. — Глаз у тебя нет, что ли?
Но дверь уже была раскрыта.
По кабинету ходил директор школы, нервничал.
— Не знаем, что делать, — расстроенно сказал директор, останавливаясь против Кулябкина. — Валидол не помогает, боли держатся около часа. Может, инфаркт?