— Туся, — тихо спросила мама, — а где же наш дедушка?
— Умер, — как-то торопливо ответила Туся.
— Умер? — как эхо повторила мама. — Когда?
— Да уже давно, — то ли успокаивая, то ли оправдываясь, сказала Туся. — Больше недели.
Мама растерянно оглядела прихожую и вдруг как-то медленно и тяжело стала оседать на пол.
ФИКУС
Памяти Геннадия Гора
Летними вечерами Федор Федорович любил сидеть у окна, наблюдать за двором — такие часы он сам да и его домашние называли гулянием.
Закатное солнце заваливалось за трубу соседнего дома, и, пока оно совсем не исчезало, Федор Федорович поглядывал на меняющиеся блики в оконных стеклах. Был он хотя и стар, но еще достаточно крепок, лицо сохранило следы прежней мужественности: седая щетка волос, мощный с горбинкой нос, выступающий подбородок.
По двору то и дело шли люди, и Федор Федорович по привычке считал вошедших и вышедших. Вот и сейчас женщин проследовало двадцать, мужчин — четырнадцать. Правда, в мысленную графу «женщины» занес он и двух младенцев, но в их принадлежности к женскому полу посомневался.
Все эти раздумья отвлекли Федора Федоровича от тревожащего его события — отъезда в санаторий. Беспокойство было давним, касалось оно комнаты, вернее старинных семейных вещей. Никто, конечно, Федора Федоровича грабить не собирался, дело было в другом.
Начинался ремонт квартиры, и опять, как в прошлом году, возник разговор о замене старой мебели на новую, современную. Еще в прошлом году, когда невестка, внучка и сын приобрели польскую «ганку», Федор Федорович решительно сказал:
— У себя делайте, что хотите, но меня не трогайте. Позвольте дожить так, как я жил с матерью и бабкой вашей Галиной Петровной.
— Да как можно с такой рухлядью?! — возмутилась внучка. — Людей стыдно! Если бы мы дрянь предлагали, а мы как лучше хотим!
Но Федор Федорович так на нее поглядел, что Катя стихла.
На следующий день из невесткиной половины вывезли старую мебель, но к Федору Федоровичу не зашли. Сидел он у себя в комнате и с беспокойством прислушивался, как волокут грузчики дубовый шкаф, разворачивают его с невыносимым скрежетом. Невольно поглядывал Федор Федорович на то, что удалось сохранить. Все в комнате было ему дорого: и никелированная кровать, и фикус, и резная ореховая горка, и глубокий, пусть грубоватый, стеллаж. От тяжести полки слегка просели, сдавили стекла, но раздвигать их уже не возникало особой надобности. Стояли там школьные учебники первой ступени — это Галины Петровны — и его книги по бухгалтерскому учету. Наверху была одна незастекленная полка с любимыми книгами, теми, что Федор Федорович перечитывал бесконечное число раз: все выпуски «Рокамболя» и Дюма — теперь этим сокровищам не было цены.
Жили они с Галиной Петровной счастливо, так, по крайней мере, казалось нынче. В девятьсот двенадцатом устроился Федор Федорович на Соловьевскую мануфактуру в Царское Село младшим счетоводом, дел было много, но по воскресеньям, естественно, был он предоставлен самому себе. Вино и танцы никогда Федора Федоровича не интересовали. Любил он побродить в одиночестве, шел пешком в Павловский парк, обедал в ресторане, а потом отдыхал в курзале, где часто играл шереметевский оркестр.
Галину Петровну увидел он именно там в окружении приготовишек. Сидела она недалеко от него — строгая, неулыбающаяся, в темном закрытом платье.
Потом вспомнилось ему другое. Он, Федор Федорович, около дома Галины Петровны, где-то недалеко от немецкой колонии, конец августа, жара, запах меда, а вокруг за каждым палисадником уйма прекрасных цветов, и все же хочется ему сегодня сделать что-то такое особенное, чудаческое. У немки-хозяйки бог знает за какую цену выторговал небольшой фикус и с горшком под мышкой, прикрывая свободной рукой редкие листья от ветра, мчался к Галине Петровне. «Что это, Федор Федорович?» — спросила она со смехом, а самой нравилось, что он такой выдумщик и шутник. И когда Федор Федорович поставил фикус к ее ногам, а сам упал на колено и просил руки и сердца, Галина Петровна снова смеялась, потому что попробуйте понять у него, когда серьезное, а когда просто игра.
Но к чему вспоминать старое? Как говорится, было — и быльем поросло.
Сын их Виктор женился еще студентом. Невестка им с женой понравилась, да и сейчас Федор Федорович не считал, что ошибся, — чем-то казалась она похожей на Галину Петровну в молодости: тихая, застенчивая, комнату выбрала маленькую — от большой наотрез отказалась. Правда, позднее, когда родилась Катька, старики свою сами отдали: ребенку все-таки и побегать нужно, да и справедливее так.