— До вокзала вместе поедем, — сказал Виктор строго. — Пока я тебя сам в поезд не посажу — не успокоюсь.
В трамвае ехали молча. Виктор отворачивался, а Федор Федорович не приставал — чувствовал себя виноватым.
— Вот что, папа, — наконец сказал сын. — Только давай откровенно… Ты из-за фикуса приехал?
— Да, — тихо сказал Федор Федорович. — Понимаешь, мне вдруг стало плохо…
— О-хо-хо! — вздохнул Виктор. — О фикусе ты подумал, а вот о людях!
Переполох в санатории был страшный. Миша проснулся в середине ночи, и тишина в палате показалась ему подозрительной. Он полежал немного, прислушиваясь к шорохам, — ни звука. Вскочил и с беспокойным сердцем провел рукой по гладкому одеялу Федора Федоровича. Когда он понял, что старик так и не вернулся с прогулки, то забеспокоился еще сильнее. Мысль о случившемся заставила его одеться и бежать к сестре.
Дежурная выслушала Мишу и пошла к врачу. Доктор открыл ординаторскую не сразу, не мог понять, чего от него хотят в середине ночи, а когда открыл, долго стоял в дверях, глядя на молодого человека и сестру, уже дважды повторивших причину своего прихода.
— Пропал дедушка? Придется звонить в милицию.
Дежурный райотдела записал все приметы Федора Федоровича, сказал, что, если пропавший не явится утром, они начнут поиски.
— Да как же так! — возмутился Миша. — До утра он может застынуть.
— Ну а если пропавший ушел в гости, выпил или спит дома, — резонно заметил дежурный, — а мы весь район на ноги поставим. Нет уж, молодой человек, лучше панику не пороть.
— Да не мог он выпить, — убеждал Миша. — И в гости не собирался, честное слово.
Пришлось дежурной сестре опять докладывать доктору.
— Давайте действительно до утра подождем, — сказал он. — А вы запишите в истории болезни об исчезновении и ответ милиции укажите. Если утром обнаружат труп, словами не отговоришься — тут любая бумага больше весит.
Он потянулся и упал в расстеленную и смятую постель.
— Идите, идите, — попросил доктор. — Весь сон испортили. Придется димедрол принимать.
Около семи доктор пришел в палату, открыл чемоданчик Федора Федоровича и все перетряс: искал завещание — его не было. Оставалось ждать. Доктор пошел на кухню снимать пробу. В зале шла уборка, и за сдвинутыми и перевернутыми столами и стульями он не сразу заметил седую голову Федора Федоровича.
— Простите, — сказал доктор осторожно. — Это не вы исчезли сегодня ночью?
Федор Федорович живо повернулся, кивнул.
— Я прошу прощения, — начал он. — В некотором роде поступок мой можно считать легкомысленным, но все дело в том, что я и сам не ожидал, что уеду.
— Гм-м, — кашлянул доктор.
— Гуляя по нашей территории, я внезапно почувствовал себя худо, пришлось посидеть на скамейке, а когда я несколько окреп и решил возвратиться в палату, то вспомнил одну важную вещь и, как я считал, верную свою примету: если заболеваю чем-нибудь я, то обязательно заболевает дома и мой фикус.
Он виновато улыбнулся:
— Вам, молодой человек, это может показаться смешным, но у нас, стариков, бывает всякое.
— Кто, простите, у вас заболевает? — переспросил доктор.
— Фикус. Цветок. Он уже много лет в нашем доме и для меня больше чем родственник… — Федор Федорович улыбнулся, показывая, что шутит…
— Да-а, — протянул доктор.
— Я вас понимаю, — согласился Федор Федорович, — в наш век все это кажется ерундой, но ведь бывают, такие совпадения, что начинаешь и в ерунду верить.
— Вот с этим я совершенно согласен, — кивнул доктор, приходя в веселое настроение.
Он позвал официантку и попросил:
— Не могли бы вы принести товарищу завтрак? Он ездил в город, у него в тяжелейшем состоянии фикус.
— А что с ним? — не поняла официантка.
— Пока трудно сказать.
— Жаль, — посочувствовала официантка. — А с едой придется подождать, только загрузили котлы.
— Я подожду, — успокоил ее Федор Федорович. — А насчет болезни я вроде ошибся, зря съездил, дома все было в порядке.
— Ну и слава богу, — ласково сказала официантка.
Днем Федор Федорович гулять не смог — от разъездов и волнений чувствовал тягостную усталость. Миша, обеспокоенный вчерашним исчезновением, несколько раз забегал в палату. Федор Федорович сидел у окна — голова опущена, подбородок прижат к груди, руки вытянуты вдоль тела.
— Узнать себя не могу, — жаловался Федор Федорович. — Третьего дня так хорошо себя чувствовал.
— Полежите, — уговаривал его Миша. Помог подняться, подвел к кровати. Федор Федорович передохнул немного и тогда только стянул брюки.