Он спросил вроде бы зло:
— Денис где?
— В сквере. — Она продолжала говорить то, что приходило ей в голову. — Сегодня он про вас сказал: «Папа бросил». А сам дом строил из кубиков. И на этом доме все свое горе выместил. Кубики ногой раскидал… И днем не спит, все думает…
Калмыков заходил нервно, потом вдруг встал у окна, сгорбился, точно навалили на него тяжесть.
Она тоже шагнула в его сторону, стала отыскивать взглядом Дениса.
— Там, там он, — говорила Галина Сергеевна. — Там я его оставила.
Калмыков сорвал с вешалки шарф, намотал на шею с каким-то остервенением, нахлобучил ушанку.
— Знаете, — говорила Галина Сергеевна, торопясь за ним к лестнице. — Человек так устроен, что защитить себя он не может, он может только других защищать.
«Господи, — думала она, едва поспевая за ним. — Не обидел бы мальчика. Тогда уж ничего не исправить…»
Денис играл в сквере, утрамбовывал снег. Услышал шаги, повернулся, увидел мать. Анна Петровна будто собиралась пройти мимо него. Денис поглядел туда, куда смотрела мать, и увидел отца.
— Папа?! — спросил Денис и вдруг заплакал.
Калмыков поднял на руки сына, прижался щекой.
«Пойду, — сказала себе Галина Сергеевна. — Зачем я здесь…»
Ей совсем не хотелось домой. Да и что ждет ее там? Куда лучше на работе…
Было четверть восьмого. Она остановилась около универмага, вошла внутрь. Народу было мало. В отделе тканей какая-то девица хватала уже третий отрез, носилась к зеркалу, перекидывая материал через плечо, как тогу. Галина Сергеевна посмеивалась про себя: «Из-за чего нервничает? Неужели и я так раньше?»
«Да, далеко ты, Галина Сергеевна, отошла от такой суеты, наверно, помудрела за последние годы. Только правильно ли все объяснять мудростью? Может, не для кого тебе суетливой быть? Кого любила — ушел, не вернется…»
— Нет, — сказала девица. — Не то…
Продавщица раздраженно откинула отрез на стеллаж.
«Приеду домой, мать сразу заметит, что я во всем прошлогоднем», — подумала Галина Сергеевна и тут же сказала:
— Мне этот выпишите…
— Нет, нет, — сказала девица, — я еще думаю…
— Гражданка уже взяла, — сказала продавщица решительно.
Около кассы Галина Сергеевна столкнулась с Мусей, соседкой по лестнице.
— На костюм купила, — сказала Галина Сергеевна, — взгляни, одобряешь?
— Да у тебя глаз — алмаз! — ахнула Муся. — Сколько хожу, а такого не видела.
Галина Сергеевна подождала, когда завернет продавщица, сунула пакет в сумку. Пошли к выходу.
— Домой собираюсь, — сказала сдержанно, не зная, рассказывать ли Мусе про юбилей отца.
— Ой, Галка, неужели Николай зовет? — обрадовалась Муся.
Галина Сергеевна опустила глаза, ни да ни нет не ответила.
— Да ты не рассуждай, не раздумывай, — говорила Муся, сразу входя в понимание. — Раз Николай захотел встретиться, не отказывай. Может, одна эта встреча все в нем повернет.
— Не знаю, не знаю, — внезапно заговорила Галина Сергеевна совсем не о том, о чем думала. — Детей не бросит, а просто так — ни к чему. Я, Муся, гордая.
— Все мы гордые, — отмахнулась Муся. — Потому что для себя ума нет.
На этаже надо было прощаться. Галина Сергеевна видела огорчение в Мусиных глазах, да и сама понимала: вдвоем бы вечер лучше прошел.
— Мне бы тоже с тобой не мешало посоветоваться, и у меня событий полно, — осторожно сказала Муся. — Запуталась я, Галина. — Огляделась, зашептала заговорщицки: — Давно уже ходит в библиотеку один, книги берет пачками.
— Серьезный?
— Еще бы!
Муся засмеялась, а Галина Сергеевна погрустнела невольно. Была бы Муся видная, а так нет ничего. Вот жизнь! Какие коленца выкидывает. Вторая библиотекарша, Элла, и красивая, и статьи пишет в газету, а одна-одинешенька, ни ум, ни красота ее никому не нужны, даже отпугивают.
— Я, Галя, с тобой люблю разговаривать. Ты и слушаешь хорошо, и совет дашь, — польстила Муся. — А теперь-то народ какой? Выспросят, выпотрошат, домой без перьев отпустят. Для чего рассказывала — и не знаешь.
— Устала я, — вздохнула Галина Сергеевна. — Детей вовремя никогда не возьмут.
— Да я ненадолго, — попросила Муся, чувствуя, как слабеет сопротивление.
— Ладно, приходи, — согласилась Галина Сергеевна. — Перекусить сделаю, я вчера эскалопы купила.
Муся хлопнула в ладоши, понеслась по лестнице. И уже сверху крикнула:
— Я быстро! Подкормлю Федьку, чтоб не умер с голоду… Ничего сам себе не возьмет!