— Значит, прощен? Ну, отлично. Но зато я вам расскажу удивительную историю. Согласны?
— Конечно.
— Ваш класс не только собрал больше других макулатуры. — Прохоренко помедлил. — Ребята сами решили поработать дополнительно за отсутствующих! Сами, сами, дорогая Маша. Ну, как вам это нравится?
— Нравится.
— Вот вам наконец и осуществление моей теории на практике!
— Я очень рада, Леонид Павлович.
Он рассмеялся.
— Нет, это они меня порадовали. Помните, я говорил: нужно не давать ребятам передышки, загружать, загружать их делами, вырабатывать положительный рефлекс на работу. Вот, бывало, мы в армии злились, когда нас в свободные часы посылали шишки собирать. Для чего? Кому это нужно? Бессмыслица! А смысл был. Мы были заняты, а кроме того, учились подчиняться, выполнять любое задание.
— В школе это иначе, — сказала я.
Он согласился.
— Иначе. И все же если бы мы не задавали такого ритма нужных, положительных действий, то, думаю, не возникло бы и замечательной идеи. Тут, Маша, вам сказать нечего, а?
— Пожалуй…
Мне показалось, что Леонид Павлович теперь похож на восторженного, счастливого своей работой пионервожатого.
— Весь день думаю, как использовать их начинание для общего нашего дела. — И пояснил: — В школе ожидаются выборы в совет дружины, и, согласитесь, сегодняшний факт мог бы основательно укрепить авторитет организаторов нашего ш т у р м а, как я люблю говорить. Я уверен, что детская стихийность всегда может быть Использована опытным педагогом с огромной выгодой для коллектива.
— Да, ваша новость замечательная! — сказала я. — Но я хотела…
Леонид Павлович возбужденно перебил меня:
— Да, чуть не забыл о газете. Совет дружины решил выпустить в каждом классе экстренный номер. Помогите ребятам, постарайтесь, чтобы газета получилась поярче. Художник в классе есть?
— Есть.
— Отлично. И пусть больше пишут о себе, хвалят друг друга, не стесняются. — Он улыбнулся. — Энтузиазм, Маша, следует подогревать изнутри.
Зазвенел звонок.
— И, пожалуйста, отпустите с урока Щукина и Лукова, им поручено распределение призов.
Класс дружно встал. Я открыла журнал, достала тетради с первыми в этом году домашними сочинениями. Настроение у меня было отличное. Да и утро сегодня казалось особенным. Солнце, на всем было солнце — на детских лицах, на партах, на доске, на кусочке мела.
Я обвела ребят глазами — замечательные, открытые лица! — и засмеялась, сама не знаю чему. Они тоже ответили смехом.
— Как давно вы не были в школе! — сказала Люба Боброва.
— Всего четыре дня. Я переезжала на новую квартиру.
— Нужно обмыть, — сострил Луков.
Класс грохнул.
— Лимонадом, лимонадом! — поторопился он, заметив мое строгое лицо.
— Ладно, обмоем, — пообещала я. — Если будете умными.
— А мы и так умные! — крикнул Завьялов.
Он удивил меня. Сейчас в нем не было той угрюмой замкнутости, которая чаще всего казалась забитостью. Впрочем, еще дома, проверяя сочинения, я со страхом подумала, что совсем не знаю его. В стопке тетрадей, которую я только что положила на стол, было сочинение, помеченное грифом: «Совершенно секретно. В классе не читать!»
А ведь сколько раз я пыталась вытянуть из него хоть одну мысль! Сидит, на всех смотрит безучастно. Как-то Луков во время переклички за него ответил:
— Он здесь, и его нету.
Я раскрыла первую тетрадь. Обстановка в классе была непринужденной, и я невольно порадовалась, что нет Лукова и Щукина, при них, вероятно, все выглядело бы иначе.
Я протянула Семидоловой тетрадь.
— Возьми. Отлично.
Девочка поднялась. Она по-прежнему казалась усталой, во взгляде не было никакого интереса к моим словам. Я спросила:
— Как папа?
— Плохо.
— Он дома?
— В больнице.
— Можем мы чем-нибудь вам помочь?
— Спасибо. Ничего не нужно.
Она села, показывая, что больше говорить об этом не хочет.
— Горохов!
Мальчик подошел к столу, я протянула тетрадку.
— Молодец!
Он весело поглядел на меня.
Я назвала Стрельчикову. Валя испуганно поднялась, зацепилась за край парты, охнула.
— И тобой я довольна.
Девочка недоверчиво глядела на меня.
— В твоем сочинении всего шесть ошибок, а помнишь, в первом диктанте было четырнадцать. Если так пойдет, то по русскому ты можешь рассчитывать на твердую тройку.
Она вернулась на место, торопливо перелистала тетрадь — там было написано: «Так держать!» — и улыбнулась.