Я ахнул: Люся!
Я обнял Люсю и расцеловал.
— Люська! — говорил я, искренне радуясь этой встрече. — Как я рад! Да ты же красавицей стала! Прекрасная дама!
Я усадил ее в кресло.
— Ай да Вениамин, — говорил я. — Он сегодня мой ангел-хранитель. Сколько добра сделал! Спасибо, старик! А ты, — я снова обернулся к Люсе, — наверное, мать пятерых детей: такой высокой моралью от тебя веет.
Она засмеялась, и ее смех, легкий и свободный, показался мне очень знакомым.
— Да и ты изменился. Я даже оробела, когда ты вошел. Вот и седина, и волос стало меньше, — Люся все смотрела на меня, — но я бы даже на улице тебя узнала сразу — это только Шишкин не мог.
Венька развел руками.
— Ну давай рассказывай о себе, — настаивала Люся. — Женат? Дети? Венька ни на один вопрос мне ответить не мог, а еще кадровик.
— Женат, — я улыбнулся, — но уже хочется разводиться.
— Что так?
Я отмахнулся:
— Не стоит об этом. У меня есть беды и покрупнее.
— Знаю, — она сказала это едва слышно. — Но, может, еще обойдется. Старайся думать о хорошем. Да и Калиновский говорит: есть шансы. А он, Витя, впустую не обнадеживает.
— Дай бог.
— Ну, рассказывай о себе, — приказала Люся.
— Да что рассказывать! Работаю в газете, пишу.
— Мы читали твою книгу. Нам с мужем она нравится. А мы кое-что, надеюсь, понимаем.
Шишкин чему-то рассмеялся, но комментировать не стал.
Я наблюдал за Люсей. Удивительно, куда только делась ее скованность. Раньше многие на факультете считали, что Люси как самостоятельной личности не существует. Была Маша. Ее ум, характер, обаяние, а Люся — это бледная копия с оригинала.
Теперь я видел, как все ошибались.
Видимо, мысль о Маше появилась у нас обоих.
— Да! — вспомнила Люся, и в ее глазах что-то засветилось. — Здесь Мария.
— Я тоже сейчас о ней подумал.
— Хочешь встретиться? — Лукавство в Люсиных глазах нарастало. — Выглядит Машка прекрасно.
— Замужем?
— Нет.
— Только что вернулась из деревни, — вставил Венька. — Люся вытребовала.
— Было жалко ее, — объяснила Люся. — У нее растет ребенок.
Я не знал, что ответить. Нет, подумал, встречаться не стоит. К чему? Да и не до Маши сейчас: болеет мама. Я так и ответил.
— Как хочешь, — сказала Люся. — Я ей пока ничего не сказала о твоем приезде. Решила спросить у тебя.
— Вот и отлично. Давай об этом не будем. Да и Маша, если я только правильно представляю ее характер, встречаться со мной не захочет.
Мы замолчали. Напоминание о Маше растревожило меня. Странное дело! Разное случалось у меня за эти годы, кое-что я повидал, со многими встречался, но какие бы плохие люди ни появлялись на моем пути, какие бы поступки они ни совершали, всегда было важно сознавать, что я знаю человека бескомпромиссного, чистого, и он, тот человек, скорее причинит вред себе, чем сделает худо другому.
Как говорится, нужно было сменить пластинку. Я повернулся к Шишкину.
— Не пора ли? — спросил он.
— Пора, — отозвалась Люся. — Мы решили тебя сегодня не оставлять одного, поедешь с нами.
Шишкин подошел к окну и долго что-то разглядывал на улице.
— Карета подана, — наконец сказал он. — Надеемся, не откажете навестить друзей.
Я накинул пальто, запер дверь, отдал ключ коридорной.
— Сейчас познакомлю тебя с мужем, — немного таинственно сказала Люся.
Я пошутил:
— Первый раз вижу женщину, которая так настойчиво рекламирует своего супруга. Ты давно замужем?
— Девять лет.
— Ого? — удивился я. — И не надоело?
Метрах в пятнадцати от гостиницы стоял «Москвич»; сидящий за рулем человек читал газету.
Только подойдя вслед за Люсей к машине, я понял, что это опять мой утренний спутник.
Прохоренко улыбнулся мне как старому приятелю, сложил газету, засунул ее за щиток и пригласил садиться.
— Мой муж, — представила Люся. — Вы, по-моему, уже знакомы.
— Так вот, оказывается, кому я должен быть благодарен за маму?
— Мы ничего особого не сделали, — возразила она. — Просто в Вожевске Леня многих знает, ему проще. А я действительно хочу, чтобы у тебя все было хорошо…
Венька тяжело опустился на заднее сиденье, ждал меня.
— Леонид Павлович, — сказал я, — что же вы не поднялись ко мне? Люсин муж! Да это же двойной сюрприз.
Прохоренко покачал головой:
— Зачем? Я отдыхал, читал газету, так что не жалейте. А потом, — Прохоренко улыбнулся, и я заметил, что улыбка у него мягкая, приятная — такая бывает у открытых людей, — к чему мешать встрече старых институтских друзей?