Завьялов втянул голову в плечи. Он знал этих людей другими, а точнее, вообще их не знал. Его не замечали. Вошел — значит, нужно.
— Мария Николаевна, может, не сейчас?..
— Держись, — сказала я и слегка сжала Сережину руку.
— Павла Васильевна, мы к вам, — начала я бодро.
Кликина безразлично сказала:
— Неужели? Вот повезло!
Достала пачку сигарет, вышибла щелчком одну и покрутила ее своими толстыми малоподвижными пальцами. Сигарета лопнула. Она выбросила ее, взяла другую.
— Хотели поговорить…
— О чем же?
— Видите ли… — я все еще надеялась, что Сергей заговорит сам. — Он попросил меня…
Завьялов поднял удивленный взгляд, но сразу потупился. Однако этого было достаточно. Кликина ухмыльнулась.
— Наверстывать захотелось… — сказала она так, что стало понятно: хорошего от разговора ждать нечего.
— Да.
— Интересно… А как, прости, ты собираешься это сделать? Можно наверстывать, когда отстал на один день, на два, на неделю, а ты отстал на месяц, плюс самые ничтожные знания прошлого года. А ведь я с тобой занималась.
Она поджала губы и укоризненно поглядела на меня.
— Мария Николаевна, я вам на днях объясняла, почему не верю ему. Вы не первый год преподаете, а все еще считаете любого лоботряса жертвой.
Учителя одобрительно зашумели.
— А жертва — учитель. Сколько я занималась с ним в прошлом году… А результат? Сказать нечего, Завьялов. Молчишь. Глаза спрятал. Так я сама напомню: два месяца оставляла его после уроков. Понимаете, себе, а не ему доказать хотелось, что любой это может осилить, любой! И что, спрашивается, доказала? В этом году запустил еще хуже прежнего. Нет уж, милый человек, на твоем месте я бы сюда не приходила, если, конечно, у тебя еще есть совесть.
Сережа молчал.
— Я вижу, Мария Николаевна женщина душевная, сердечная, — говорила Кликина, — ей всех жалко. А ведь я дословно могу пересказать ваш разговор. Стыдила часа полтора, мамой увещевала — вот, мол, как тяжело ей, бедной. И ты согласился. — Она выпустила изо рта кольцо дыма.
— Так и было, — с вызовом сказал Завьялов.
— Сережа, зачем же…
Отступать я не могла. Не сейчас — значит, никогда. Я повторила:
— Павла Васильевна, а если все же попробовать еще? Я обещаю…
— Вы? Так разве вы не в ладу с алгеброй? Ну, это другое дело. А я все о Завьялове думала…
Я сделала вид, что не заметила ее иронии.
— Я обещаю, что сама буду контролировать его.
— Ага. Это уже не так обидно. Значит, не я одна буду терять время, но и вы? Прекрасно. А что, если попросить еще Прохоренко? И завуча не мешало бы. Тянуть так тянуть.
Мальчишка что-то буркнул, но не пошевелился.
— Нет, вы подумайте, обиделся! Не так с ним разговариваем! Нужно обрадоваться, поклониться. Спасибо, ваше величество, снизошли, изволили…
Сергей сжал кулаки и бросился в сторону, между учителями, точно боялся, что его задержат.
Я не успела даже сообразить, что делать, как Кликина властно — такой силы я в ней не подозревала — приказала:
— Стой!
Он замер.
— Подойди.
Она больше не повторяла, ждала. Завьялов побрел к ней.
— У тебя сегодня сколько уроков?
— Пять.
— А у меня шесть. — Она подумала. — Подождешь. А теперь иди.
Сняла с подоконника сумку, достала тетради и стала перебирать их.
Хлопнула дверь.
Я хотела идти в класс, но Кликина усталым жестом остановила меня:
— А ведь это вы виноваты, милая барышня. Кто же так действует?
Я махнула рукой.
Днем основательно грело солнце. Ранний снег стаял, и только вокруг деревьев да неглубоких канав и рытвин еще лежали серовато-белые полосы. Играть во дворе из-за грязи стало трудно, и Вовка с ребятами убежал на дорогу. Ему пора было возвращаться, уроков он не делал, и я уже несколько раз собиралась позвать его.
На улице смеркалось, и потускнело в комнате. Я походила из угла в угол, оглядела стопку тетрадей, но, вместо того чтобы взяться за дела, прилегла на диван.
Было чертовски одиноко. Тоска, как правило, приходит у меня внезапно, ни с того ни с сего. Так же, как сейчас, приближается вечер, и я вдруг замечаю, как разрастается пустота вокруг.
Я поглядела на часы — нет, пора звать сына. Встала, включила свет в коридоре и тут услышала, что кто-то трет ноги около двери. Вовка позвонил бы сразу. Видно, не ко мне.
Я вернулась, но короткий звонок заставил меня вздрогнуть.
Успела взглянуть в зеркало около двери: боже, как растрепалась! Провела по волосам расческой, но когда спешишь — разве уложишь…